Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса

Турецкий флот погиб полностью — в Чесменской бухте сгорели пятнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов и около пятидесяти мелких судов. Линейный корабль «Родос» и пять галер достались победителям в качестве трофеев. Недаром на медали, выбитой в честь этой победы (ею были награждены все участники сражения), на одной стороне изображен погибающий турецкий флот, а на другой — отчеканено одно лаконичное слово: «БЫЛ».

Телефонный звонок спугнул вязкую ночную тишину и вернул Дмитрия из прошлого в настоящее. Он закрыл книгу с белокрылым фрегатом под андреевским флагом на обложке и снял трубку.

— Помощник дежурного по училищу курсант Ильин слушает!

— История полна мифов, — красивым, как у артиста, голосом вещал седовласый человек, сидевший во главе длинного стола. — Бороться с мифотворчеством необходимо, но, — он тяжело вздохнул, — занятие это крайне неблагодарное. Людям нужны мифы, они за них цепляются изо всех сил, особенно если в реальной истории на самом деле не было ничего такого, чем можно гордиться.

В большой комнате — вернее, в маленьком зале, — находилось человек тридцать, и все они молчали, слушая седовласого. Дмитрий тоже слушал, и очень внимательно: человек этот говорил складно, вот только содержание его речи с каждой минутой нравилось Ильину всё меньше и меньше.

— Принято считать, что монгольское нашествие было страшным бедствием для Руси, но на самом деле никакого ига не было: монголы прекратили княжеские усобицы, установили разумную дань, и под властью Золотой Орды Русь спокойно развивалась и набирала силы. Да, во время нашествия Батыя имели место жертвы и разрушения, однако не большие, чем при внутренних распрях удельных русских князей. И к тому же в большинстве случаев действия монголов были просто реакцией на убийство русскими ордынских послов и на попытки бессмысленного сопротивления. Русь следовала в русле ордынской политики, и на Куликовом поле князь Дмитрий, непонятно за какие заслуги прозванный «Донским», бился не за свободу и независимость Руси, а за интересы хана Тохтамыша, боровшегося за власть. И тем не менее, нас учили в школе совсем другому пониманию этих исторических событий.

«И на кой хрен я сюда пришёл? — подумал Ильин с нарастающим раздражением. — Не надо было этого делать…». Он покосился на сидевшую рядом с ним Яну и вздохнул. Лучше бы они не сидели сейчас здесь, а лежали, обнявшись, на диване в комнате Дмитрия, сняв ненужные тряпки, — стоило из-за этой бодяги удирать в самоволку. Да, пятикурсники, «годк ина флоте» (по неписаному, но строго соблюдаемому статусу), пользовались определёнными привилегиями, однако злоупотреблять ими не следовало: можно подгадить себе перед самым выпуском. Ради пары часов жарких яниных ласк ещё можно было рискнуть, а ради этой вот не слишком понятной тусовки…

Яна давно зазывала его на литературные чтения, которые она посещала, — мол, у нас так интересно! Дмитрий отнекивался, ссылаясь на нехватку времени, и усилия девушки так и остались бы напрасными, если бы не одно «но»: курсант Ильин в редкие свободные часы писал морские рассказы и очерки, и Яна соблазнила его перспективой выйти на издательства и увидеть свои труды напечатанными.

— Или возьмём другой миф — о великом полководце Суворове. Не был он никаким великим, да и полководцем-то был весьма посредственным. Кого он побеждал «не числом, а умением»? Турок, не знавших передовой европейской стратегии и тактики и сражавшихся беспорядочной толпой, почти безоружных польских повстанцев да мужиков-пугачёвцев! А когда в Италии Суворов столкнулся с французами, то вынужден был бежать в Альпы, бросая артиллерию и обозы. Но — миф о «великом полководце» очень живуч.

Докладчик сделал эффектную паузу, отхлебнул пива и закурил очередную сигарету. Аудитория безмолвствовала, почтительно внимания.

«Как это так? — недоумевал Дмитрий. — Это что же получается: Куликовская битва — миф, и Суворов — тоже миф? И ничего такого не было? Может, не было и победы при Чесме, и не было лейтенанта Ильина? И вообще нет ничего, чем можно было бы гордиться?».

Похоже, Яна почувствовала настроение парня — они всё-таки были вместе почти два года — и обеспокоено на него посмотрела. Дмитрий промолчал.

— А если говорить о мифах двадцатого столетия, — продолжал между тем седовласый, — то их количество вообще не поддаётся учёту, особенно мифов советского периода нашей истории. Событий, освещение которых нашей историографией хоть как-то соответствует действительности, ничтожно мало, а всё остальное — результат мифотворческого официоза, которому позарез были нужны все эти герои-челюскинцы и герои-панфиловцы. Впрочем, советские лидеры не были новаторами — у них были предшественники. История геройского подвига крейсера «Варяг», например, — это миф, выдумка от начала до конца, продукт пиара. Царское правительство остро нуждалось в раздувании военной истерии и ура-патриотизма, и ловкий царедворец Руднев, командир «легендарного» крейсера, хорошо подыграл царю-батюшке. А на самом деле…