Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса

— У нас похавать ничего нема?

— Да откуда в заднице алмазы… — уныло отозвался Витёк.

— К соседям ходил?

— Ходил. В одиннадцатой никого нет, умотались куда-то, а Петрович спит в глухом откате, там они кого-то вчера на материк провожали — поехал детей посчитать. Посижу малёхо, может, заглянет кто…

Сергей тщательно провёл ревизию карманов. Результатом явилась астрономическая сумма в тринадцать копеек.

— Схожу до магазина, хоть хлеба куплю.

— Давай…

На улице оказалось совсем даже неплохо, свежий воздух бодрил, снег похрустывал под ногами, традиционного магаданского ветра не было. Небо чистое, неяркое солнце вроде даже несколько пригревало. Прохожие практически отсутствовали.

До магазина было недалеко, метров сто пятьдесят. В левом его крыле, где продавали влагу повышенного спроса, уже толклись некие личности с явными следами вчерашнего перебора на помятых физиономиях. Кто-то выгружал из объёмистого мешка позвякивающую стеклотару — пушнину, кто-то, уже отоварившись вожделенными ёмкостями, прокладывал курс к выходу. Знакомых не наблюдалось.

Хлебный отдел был закрыт. То ли происки мирового сионизма, то ли товар ждали. Ноздри шевельнул дразнящий запах рыбного отдела. Особой экзотики там, естественно, не присутствовало, однако в серёгином положении и жареная навага котировалась на уровне отборной осетрины лучших мировых стандартов. Миловидная продавщица (с обручальным кольцом на пальце) подняла глаза:

— Что вам?

— Да вон тот кусочек наважки, в самый раз сойдёт к пиву, — преувеличенно бодро произнёс Сергей.

Продавщица небрежно шмякнула плюгавый небольшенький шматочек на весы.

— Четырнадцать копеек.

Сергей почувствовал, как у него неприятно вспотели руки: цена превышала всю его наличность на целую копейку. В общем-то проблема эта вряд ли могла быть поставлена в один ряд с экологическими или с проблемами ядерного разоружения и, по совести говоря, не стоила выеденного яйца, но тем не менее он ощутил достаточную неловкость. «Чёрт бы побрал, тоже мне глаз-ватерпас, не мог выбрать чуток поменьше…». Однако просить заменить кусок было абсолютно неприемлемо.

Нарочито небрежно Сергей сунул руку за отворот куртки, потом, изменив выражение лица на недоуменно-озабоченное, стал рыться по прочим потаённым сусекам.

— Вы извините, пожалуйста, я, кажется, забыл кошелёк дома…

Выражение глаз продавщицы сделалось несколько странным, однако внешний вид покупателя не соответствовал облику бича-доходяги.

— Ладно, потом занесёте.

«Хорошо ещё, что мне не свойственно краснеть…» — подумал Сергей, выбираясь из помещения магазина на улицу и сжимая в руке пахучий свёрточек.

Он завернул за угол, почему-то оглянулся, развернул бумагу и вцепился зубами в холодную, покрытую твёрдой жареной корочкой рыбу…

…Через несколько дней на Главпочтамте он получил долгожданный перевод: трудовую книжку и деньги за неиспользованный отпуск — около тысячи рублей. Перед тем, как улететь в Петропавловск-Камчатский на траулер, он зашёл в магазин и отдал продавщице четырнадцать копеек. Хотя этого, однако, можно было бы и не делать…

Мореплаватели прошлого были совершенно правы, полагая, что женщина на борту — это проблема.

На берегу, впрочем, тоже. Зачастую.

Когда судно пробивается сквозь плотные льды, то ощущение при этом испытываешь незабываемое — особенно если судно это относительно небольшое (не ледокол с атомной силовой установкой). Ну точь-в-точь как телега на каменистой дороге! Корпус трещит, содрогается, даже, кажется, сыпет проклятьями, словно спотыкающийся о кочки крепко поддатый моряк, возвращающийся с берега на пароход в режиме Алексея Маресьева — упорно и целеустремлённо. А если при этом ещё находишься в машине, в центральном посту, ниже ватерлинии, то впечатление ещё более волнующее. Стальной борт поскрипывает, стонет, и кажется, что вот-вот железо лопнет, и внутрь центрального поста управления жизнеутверждающе просунется ледяной клык — на радость людям.

Вообще-то старшему электромеханику нет нужды пребывать в ЦПУ (за исключением особых случаев, оговоренных в Уставе службы на судах флота рыбной промышленности) — на это есть вахтенный. Однако «деду» (так прозвали стармехов с тех самых незапамятных времён, когда на судах торгового флота появились паровые машины и прочие механические приспособления) взбрело в голову переключить схему электродвижения на специальный ледовый режим, отличный от стандартного, и посему «сэму» пришлось торчать в машине на пару со вторым механиком. Электроснабжение на зверобойно-рыболовных судах — штука весьма капризная, и пусть даже экипаж и притерпелся к «тёмным» (то есть к регулярно повторяющимся полным обесточиваниям), их всё-таки лучше избегать. Поэтому Юрий и торчал тут, поглядывая на стрелки приборов и затягиваясь время от времени «Беломором».