Михаил Иманов - Чистая сила

Я не мог продолжать: мысли мои путались. Я встал, прошелся по комнате из конца в конец, сел, закрыл глаза, но через мгновение снова поднялся. Мне нужно было идти. Я еще не знал куда, но я не мог оставаться. Я не мог оставаться, мне необходимо было… необходимо было д е й с т в о в а т ь. Я вышел из комнаты, почти бегом минул дверь Алексея Михайловича, сбежал по лестнице и…

В проеме двери, опершись о косяк спиной, стоял Думчев.

— Вы что? — крикнул я скорее от неожиданности.

— Вас жду.

— Что? Мне некогда, — пригнув голову и пытаясь проскочить, пробормотал я; я уже было и проскочил мимо, но он успел ухватиться за мое плечо, и довольно ловко.

— Не-е-т, — сделав несколько торопливых шагов за мной, но не выпустив плеча, выдавил он.

Я резко обернулся и дернул руку на себя; пальцы его разжались, а рука повисла в воздухе; дышал же он так, как после быстрого бега.

— Мне некогда, я тороплюсь, — отчетливо сказал я, употребив все силы, чтобы говорить спокойно. — У меня нет времени.

— И у меня нет, — задышливо проговорил он и, приподняв шляпу, отер тыльной стороной ладони лоб, — а я вот сколько уже вас ожидаю, пока вы… хе-хе… себе размышляли.

— Что-о? Что вам нужно? — уже не сдерживаясь и с угрозой сказал я.

— Мне? — он криво улыбнулся. — Мне ничего не нужно, а нужно вам.

Он сделал паузу, но я не стал ждать ее окончания, а, махнув рукой, зашагал прочь.

— Ничего вы не добьетесь. Она при муже не скажет, — крикнул он мне вслед.

Я не обернулся, но шаги значительно замедлил.

— Я говорю, что она с вами при муже говорить не будет — осечка выйдет. А уж во второй раз не примет, — говорил он, подходя ко мне неспешно, потому как я уже остановился совсем. — А вот присядем на скамеечку, утомили вы меня очень. А мне, знаете… годы.

Он аккуратно устроился на скамеечке, посмотрел на меня, чуть склонив голову набок; шляпу держал на коленях.

— Кто не примет? — спросил я, оставаясь к нему вполоборота.

— Леночка. Она и не примет.

— А вам-то откуда известно, что я…

— К Леночке? Ну, это не наука, это — азбука.

— Что вы хотите? — теперь я уже дышал, как после бега.

— Помочь вам хочу, — кротко сказал он. — Всего только помощь оказать.

— Я вас не просил.

— Ну и что, что не просили. Может, что и не попросили бы. Но помощь-то нужна. Мелочь, конечно, но и в мелочи приятно помочь, пока больших дел нету.

— И для этого ждали?

— Для этого и ждал. А вам удивительно?

— А что же не зашли?

— Алексей Михайлович не отпускал: цейтнот у него после двадцать первого хода. И к тому же, мешать не хотел вашему обдумыванию.

— Послушайте, Андрей Ильич, — сказал я раздраженно. — Почему вы всегда так… словами… Что вы, не можете… И потом… если вы занимаетесь… то дело ваше, а меня нечего втягивать.

— Куда вас втягивать, вы уже и сами, так сказать, втянулись, — как бы ощутив сладость во рту, проговорил он и сделал при этом движение рукой у горла, каким поправляют галстук.

Я долгим выдохом выдохнул через нос и насильно улыбнулся:

— Вы извините, но кажется, что в вашем возрасте уже эти игры… Все возня какая-то вокруг, а убрать — и ничего внутри нет. Никакого д е л а здесь нет.

— А тогда зачем горячиться? — в прежнем тоне сказал он.

— Надоело.

— И к Леночке поспешаете от этого?

— Это мое дело.

— Да уж, разумеется, ваше. Вот вы и сами признались, что — «дело», а говорили — возня. Только знайте, — он наставительно покачал головой: вокруг всякого дела — возня, а вокруг серьезного — трижды возня.

— Это все, что вам нужно было?

— Нет, не все, — он провел ладонью по доскам скамейки, положил рядом с собой шляпу (совсем не на то место, которое протер). — Я вот зачем вас ждал: вы к Леночке сейчас не ходите, там ее этот бородатый муж, она при нем ничего не скажет. А я вам только время хотел указать, когда можно будет — с толком. Как говорится: свое время всему под солнышком, каждому плоду, и так далее. А в пять часов, то есть, в семнадцать, ее бородатый уходит на прогулку, и всегда один. Для моциона души и тела. Думать уходит. У него много есть о чем подумать. А у таких все раз и навсегда расписано: когда гулять, когда спать, а когда в потолок плевать. Хоть потолок провалится, а в пять, если не придавит потолком, — прогулка. Гуляет он недолго — час, вам и этого вполне хватит. А Леночка в палате сидит, его там дожидается, по некоторым, как понятно, причинам. Так что в пять минут шестого можете свободно входить.

— Это все? — сказал я как можно более отчужденно.