— А я думала, вы скажете, — проговорила Марта.
— Но я не знаю, — сказал я горячо. — Я в самом деле не знаю. Я бы вам сказал. Но я не знаю. Понимаете вы, я не знаю, я сам здесь… случайно.
— Ну да, — подал голос Ванокин; Марта резко обернулась к нему. — А за занавеской кто прятался? Или ты тоже туда «случайно» попал? Дверь перепутал?
— Какая занавеска? Что ты говоришь? — сказала Марта.
— А то, — Ванокин усмехнулся длинной усмешкой. — А то и говорю, что я целый час здесь беседовал, а твой… друг вон там, — он ткнул пальцем, — в ванной, вот за этой занавеской на стульчике сидел. И стульчик-то загодя приготовил «случайно». Сидел на стульчике и в дырочку подглядывал, пока я его оттуда за шиворот не вытянул.
— Так и надо шпионов — за шиворот! — вставил Думчев радостно. — За шиворот, и в собственное же… тыкать, тыкать носом.
— Ну вы, дядя, полегче, — вступился Коробкин. — Вас первого, положим… это… тыкать.
— Вас прошу не встревать! Матрос! — отпарировал Думчев.
— Это кто «матрос»?! — шагнул к нему Коробкин.
— Но-но, уже видали! — запальчиво крикнул Думчев и, передвинув стул, прикрылся им.
Во все время этой вдруг вспыхнувшей перепалки Ванокин улыбался длинной своей улыбкой и похлопывал тростью по ладони; Марта переводила взгляд то на Думчева, то на Коробкина, то на меня, и выражение лица ее сделалось испуганным и непонимающим, то есть неизвестно чего было больше — непонимания или испуга.
Уверенная запальчивость Думчева не остановила Коробкина: со злым лицом он подошел к стулу, за которым укрывался Думчев, взялся за спинку и с силой рванул стул на себя; сказал ровным тоном, но с несомненной угрозой:
— Это кто это «матрос»?
— Кто? — быстро, в свою очередь, спросил Думчев, отступив на шаг.
— А то! — надвинулся на него Коробкин.
Но столкновения, казалось теперь неминуемого, опять не произошло. Думчев в своем таком безвыходном положении предпринял неожиданный маневр. Он вдруг присел, выкинул руку перед собой и, указывая пальцем в сторону кровати, то есть за наши спины, прокричал:
— Вот он! Держи его! Прячет!
Крик был так внезапен, что сперва никто не повернулся в указанном направлении, но все уставились на присевшего Думчева. Дело в том, что присутствие старика здесь, в комнате, как-то вылетело из головы и сам он как-то забылся (это «забывание» случалось за все время не менее двух раз, но теперь особенное). Секунды две-три все смотрели только на Думчева (надо же было и сообразить), а потом разом (я подчеркиваю, что все разом) обернулись к старику.
Но старика не было на кровати, и я не сразу понял, куда он мог скрыться. Только присмотревшись, я заметил его голову за дальней спинкой. То ли он сидел там на корточках, то ли стоял на коленях; глаза его находились на уровне спинки, и он неподвижно смотрел на нас.
— Вот он, вот он каков, благородный старик! — выпрямляясь, восклицал Думчев, не забыв при этом осторожным движением и как бы машинально потянуть «защитный» стул к себе. — Пока мы тут разбирались, он времени не терял. Хорош! А еще здоровьем слабый! Вот она, коробочка-то ваша, в тайник уплыла. Даешь коробочку!
Старик с усилием, и это было видно, поднялся и обогнул кровать, не спуская с нас взгляда, оперся рукой о стол и тихо, но внятно и твердо проговорил:
— Не подходить!
— А! Что я говорил! Что я говорил! — всплеснулся Думчев. — Перепрятал, а теперь — «не подходить». Не выйдет. А ну-ка, подходи все! А ну-ка!
Но никто не сдвинулся с места; и сам Думчев тоже, хотя совершал, стоя за своим стулом, призывные движения руками.
— Ну что — довольны? — сказал старику Ванокин и с силой хлопнул тростью по ладони. Мне показалось, что он намеренно хотел сделать себе больно.
— Петр! — тихо сказала Марта. — Что это?
— Что это? — раздраженно обернулся Ванокин. — Ты хочешь знать — что это? Ты для того сюда и явилась, в это «общество»? В это наше общество любви и согласия.
— И надежды, — вставил Думчев. — Надежду забыли.
— Хорошо, я тебе объясню, — продолжил Ванокин. — Если ты так жаждешь, то я тебе объясню. Вот этот вот человек, — он нервически ткнул несколько раз пальцем в сторону старика, — тот самый, о котором я тебе так много говорил. Тот, за которым я столько гонялся. Это — твой любезный папа. Да-да, и не надо делать лицо — он самый и есть. Можешь подойти и потрогать его руками. Ты подойди, подойди, — он легонько подтолкнул ее в спину. — Подойди и представься. И познакомься. Надо же когда-нибудь познакомиться.
Читать дальше