Екатерина Вильмонт - Нашла себе блондина!

– Это точно. У меня у самой отец такой же кобелина… Бросил нас с матерью, когда я совсем пацанкой была, и с тех пор я ничего о нем не знаю и знать не хочу!

Вот и об этом тоже не хочу ничего знать! Гад такой!

– Ох, как ты его любишь! А зря, лучше б на Костика внимание обратила, золотой парень.

– Да пошли они все! Обойдусь! Одной лучше!

– То-то и беда, что не обойдешься… Ой, кажется, иностранцы идут.

Она поспешила к своим пейзажам с церквушками, а я пила остывший чай, который все норовил выплеснуться из кружки, так у меня дрожали руки. Но все-таки я была собой довольна. Не рассиропилась и высказала ему то, что наболело. Мне даже легче стало на душе. По крайней мере, все кончилось. Он ушел. Ему небось тоже полегчало, все-таки попросил прощения.

– Но как он тут оказался? Откуда узнал, что я тут? Неужели от Матвея? Больше не от кого…

Покупателей почему-то не было. Видимо, их отпугивал мой вид, и я решила, что на сегодня хватит. Внутри у меня была какая-то странная пустота. И легкость.

Добравшись до дома, я первым делом налила ванну, напустила туда пены «Бадузан» – я теперь могла себе позволить такую роскошь – и целый час отмокала там с закрытыми глазами, ни о чем и ни о ком не думая.

И вдруг раздался звонок. Наверное, Райка или Алла Захаровна. Я выскочила из ванны, накинула халат, полотенце на голову и побежала открывать. На пороге стоял Никита.

Я растерялась, отпрянула, придерживая халат, полотенце свалилось с головы, мокрые волосы рассыпались.

– Вы зачем? – еле ворочая языком, спросила я.

– Вообще-то не зачем, а за кем, за тобой, я хотел повести тебя куда-нибудь, но ты же вся мокрая…

На другой день он переехал ко мне. Взял из дому два чемодана с одежкой и пишущую машинку. Дал мне довольно толстую пачку денег и сказал:

– Бери столько, сколько сочтешь нужным. Когда увидишь, что осталось мало, скажи мне.

Я тоже достала деньги, которые скопила от торговли в Измайлове, присоединила их к его деньгам и сказала:

– Ты тоже бери, когда тебе нужно…

– Ого! – Он посмотрел на меня с уважением. – Но с торговлей надо кончать.

– Почему? Там же художники…

– Тебе надо учиться.

– Я учусь… – сказав это, я вдруг отчетливо поняла, что больше не появлюсь в университете. Какими глазами я буду смотреть на Сашку? Это во-первых, а во-вторых, я совсем уже не хотела быть геологом.

– Надо учить языки! Таня, наступает новое время, и от этого никуда не денешься. Я найду тебе хорошего преподавателя, будешь учить английский, а там посмотрим. И, по-моему, ты не очень-то жаждешь заниматься геологией, а?

– Да, наверное…

– Если только из-за Саши, то это я улажу – Нет, не только…

– Но тогда бросай это все, зачем зря время тратить.

– Хорошо, геологию я брошу, а вот Измайлово – нет! Я не могу подвести Райку, это раз, и потом, я там хорошие деньги получаю, просто грех было бы бросить, и еще… мне это нравится! Скоро лето, мы много чего придумали, а я вдруг соскочу… Нет! А что ж я целыми днями буду тут делать? Щи варить?

– Ну, положим, щи ты варишь неважно, – засмеялся он и поцеловал меня. А когда он меня целует, я просто не могу с ним спорить. Но все же я настояла на своем И не потому, что он так уж легко согласился с моими доводами, а потому что в моей крохотной квартирке ему трудно работалось. Особенно когда я была дома. Он вообще как-то плохо помещался в ней. Но зато теперь он отвозил меня в Измайлово на своей «Волге» и вечером забирал.

Алла Захаровна уехала в дом отдыха, а к ее возвращению я купила в кондитерской, что напротив Елисеевского, большущий шоколадно-вафельный торт с шоколадным зайцем, как и обещала. Торт был дорогой, да еще пришлось переплатить, потому что теперь почти все стало дефицитом. Но я была так счастлива, что никаких денег не пожалела бы… Каждый раз, возвращаясь домой, даже из булочной, я замирала у своей двери, боясь, что мне все только приснилось, а наяву никто меня в квартире не ждет, но, приложив ухо к двери, я слышала стук пишущей машинки и, умирая от счастья, на цыпочках входила в квартиру. Он иногда мог целый день сидеть за столом, не обращая на меня внимания, но я не обижалась, а занималась своими делами Швейная машинка теперь стояла на кухне, и там я шила свои сумки и юбки.

Райка почти не появлялась. Почему-то Никита внушал ей страх.

– Я его боюсь, – призналась она мне по телефону.

– Боишься? Да почему? – удивилась я.

– Не знаю, он какой-то… неродной. Какой-то слишком взрослый, понимаешь? И как ты с ним живешь?