Трумен Капоте - Музыка для хамелеонов

Бедра ее вращаются, пальцы щелкают, она изящна и вместе с тем раскованна, словно вернулась в чувственную ночь своей молодости и танцует с призрачным партнером, вспомнив старую хореографию. Это волшебство, потому что ее тело сбросило возраст и, послушное барабанам и гитарам, очерчивает собой тончайшие смены ритма; она в трансе, на нее снизошла благодать, как это предположительно бывает со святыми во время видений. Я тоже слышу музыку, она пробирает меня как амфетамин — каждая нота отдается во мне отдельно и ясно, как удары церковного колокола тихим зимним воскресеньем. Я иду к ней, в ее объятия, и мы движемся слитно, смеясь, изгибаясь, и даже когда музыку прерывает диктор, тараторящий по-испански со скоростью кастаньет, мы продолжаем танец, потому что музыка застряла у нас в головах, как мы сами застряли в смехе и друг у друга в объятиях; она все громче, громче, так громко, что мы не слышим, как щелкнул замок, как открылась и закрылась дверь.)

ПОЛЛИ. Боже мой!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Что это? что происходит?

ПОЛЛИ. Ой, вей! Ой, вей!

МЭРИ. А, здравствуйте, миссис Берковиц. И мистер Берковиц. Как поживаете?

(Они вплывают, как надувные Микки — и Минни-Маус на нью-йоркском параде в День благодарения [33] Этот парад ежегодно устраивает большой универмаг "Мейсис". . Хотя ничего мышиного в этой паре нет. Их разъяренные глаза — ее сквозь очки в оправе с блестками — озирают сцену: наши шаловливые усы из мороженого, комнату, наполненную едким запахом марихуаны. Миссис Берковиц подходит к приемнику и выключает радио.)

МИССИС БЕРКОВИЦ. Кто этот человек?

МЭРИ. Я не знала, что вы дома.

МИССИС БЕРКОВИЦ. Как видите. Я вас спрашиваю: кто этот человек?

МЭРИ. Он мой друг. Помогает мне. Сегодня работы много.

МИСТЕР БЕРКОВИЦ. Ты пьяна.

МЭРИ (притворно ласковым голосом). Как это вы говорите?

МИССИС БЕРКОВИЦ. Он сказал, что вы пьяны. Я потрясена. Честно вам скажу.

МЭРИ. Раз уж мы заговорили честно, я вам честно вот что скажу: сегодня я последний день у вас ишачила — я вам отказываю.

МИССИС БЕРКОВИЦ. Вы мне отказываете?

МИСТЕР БЕРКОВИЦ. Вон отсюда! Пока полицию не вызвали.

(Без лишних слов мы собираем наше имущество. Мэри машет попугаю: "Пока Полли. Ты молодец. Хорошая девочка. Я просто шутила". И у двери, где сурово воздвиглись ее бывшие наниматели, она объявляет: "Имейте в виду, я за всю жизнь капли в рот не взяла".

Внизу дождь льет по-прежнему. Мы бредем по Парк-авеню, потом переходим на Лексинггон.)

МЭРИ. Говорила тебе — надутые.

Т. К. В музей их, в музей.

(Но оживление нас покинуло, перуанская листва выветривается, начинается отходняк, доска подо мной уходит под воду, и акулы, если попадутся мне на глаза, испугают до полусмерти.)

МЭРИ. А мне еще к миссис Кронкайт. Но она хорошая, простит меня, если не приду до завтра. Пойду-ка я домой.

Т. К. Давай поймаю тебе такси.

МЭРИ. Терпеть не могу с ними собачиться. Эти таксисты не любят цветных. Даже когда сами цветные. Нет, поеду на метро с Восемьдесят шестой.

(Мэри живет в Бронксе, возле стадиона "Янки"; говорит, что семье в квартире быдо тесно, но теперь она одна, квартира кажется огромной, и ей страшно. "Поставила по три замка на каждую дверь, а окна забила гвоздями. Купила бы овчарку, да придется надолго одну оставлять. Я знаю, каково быть одной — собаке этого не пожелаю".)

Т. К. Мэри, поезжай, я заплачу за такси.

МЭРИ. На метро гораздо быстрее. Но я хочу зайти в одно место. Оно тут недалеко.

(Место это — узенькая церквушка, стиснутая между двумя широкими зданиями в переулке. Внутри два коротких ряда скамеек и маленький алтарь, над ним гипсовый распятый Христос. Сумрак полон запахом благовоний и воска. Женщина у алтаря зажигает свечу, и свет ее трепетен, как сон больного духа; в остальном мы здесь единственные молящиеся. Мы стоим на коленях в заднем ряду, и Мэри достаёт из сумки пару четок — "я всегда ношу пару лишних", — одну для себя, другую для меня, хотя я не знаю, как с ними обращаться, никогда не держал их в руках. Мэри шепчет, шевеля губами.)

МЭРИ. Боже. Милостивый. Пожалуйста, помоги мистеру Траску, чтобы он бросил пить и его вернули на работу. Пожалуйста, Господи, не оставь миссис Шоу книжным червем и старой девой; она должна принести в мир Твоих чад. И прошу Тебя, Господи, не забудь моих сыновей, и дочь, и внуков, никого не забудь. И пожалуйста, не позволь родным мистера Смита отправить его в приют — он не хочет туда и все время плачет…

(Список ее многочисленнее бусин в ее четках, и в просьбах ее горячее сияние, как в огоньке алтарной свечи. Она умолкает и оглядывается на меня.)