Андрей Брыжинский - У любви краски свои

В комнате никого не было. Видимо, так же на свидание куда-нибудь отправились. Петя готов был от нахлынувших чувств запеть во всеуслышание такую песню о любви, которую бы все услышали и поняли, как радостно сейчас у него на душе, как он счастлив от любви к Наташе.

Прямо на его подушке лежала телеграмма. Несколько скупых слов: «Отец больнице тяжелом состоянии приезжай мать».

— Вот так де-ла-а, — покачал Петя головой. Словно ушат ледяной воды вдруг вылили на него.

«Что же случилось с тобой, отец? — прикидывает про себя парень. — Мать зря бы не телеграфировала».

Вся радость, словно дым, рассеялась. Не раздумывая, он быстренько собрался, оставил записку друзьям, куда и почему вдруг уехал, отправился на железнодорожный вокзал.

Когда Петя добрался до Лашмино, в окнах домов уже появился свет. Быстро шагая, он и не заметил, как оказался перед родительским домом.

«Матери, видно, нет, — Паксяськин посмотрел на неосвещенные окна. — Конечно, рядом с отцом, в больнице. Как он там?»

Еще сильнее разволновавшись, он резво вбежал по ступенькам крыльца, распахнул дверь.

Ощупью пробрался через сени, вошел в избу, щелкнул выключателем. Проснувшаяся мать, села на кровати, прикрывая глаза от внезапно вспыхнувшего света.

— Это я, мама, — несмело промолвил Петя и поставил портфель рядом с печкой. Потом подошел к матери, поцеловал ее.

— Сынок?! — казалось, этим словом все высказала мать: и радость от встречи с сыном, и душевную свою боль. — Быстро приехал. На чем добрался?

— На «скором» поезде. Со станции пешком пришлось топать. Что с отцом?

— Сердце, — в глазах у матери появились слезы. — Теперь вроде немного получше, а то совсем было сник, глаза еле-еле открывал. Врач райбольницы сказал — освободили от пут смерти.

— Завтра раненько поеду к нему.

— Конечно, поезжай, он обрадуется. Глядишь, быстрее пойдет на поправку. — Мать радостно смотрит на сына. — И Лида не отходила от отца, мы вдвоем с ней все дежурили. Сегодня врач и ее отпустил домой.

Петя облегченно вздохнул. А то совсем истерзали его всевозможные нехорошие мысли. Теперь сердце слегка успокоилось.

— Ничего, мать, отец не из слабаков, не поддастся болезни, выкарабкается.

— Будем надеяться на это, сынок. Может, и не померкнет еще его звезда на небосклоне. Вначале не хотели тебе сообщать. Когда же увидели, болезнь не отступает, Лида сказала, чтобы вызвали тебя.

Немного помолчали. Надежда Владимировна не своидт глаз с сына, которого почти четыре месяца уже не видела. «Не всем суждено в Москве учиться. Петя же вон сам, без посторонней помощи, сдал там вступительные экзамены. Да ведь не куда-нибудь — в академию», — гордится, любуясь сыном, мать.

И Петя пристально смотрит не нее. Заметил: большие карие глаза как-то потускнели, не было уже в них той яркости, что была прежде. Да и волосы стали реденькие, поседели все. Щеки впали и сошел с них румянец. А ведь мать всегда была жизнерадостной. «Не спрячешь, видать, годы, они — все на лице, — вздохнул Петя. — Теперь вот и из-за болезни отца усталость навалилась». Желая хорошей вестью как-то приподнять настроение матери, сообщил:

— Академия — позади. И диплом уже вручили, — Петя вытащил из внутреннего кармана диплом и протянул матери. — Спасибо за все, мама. Земной поклон тебе.

Надежда Владимировна некоторое время слова даже не могла вымолвить, только кончиком платка нет-нет да и вытирала краешки намокших глаз.

— Это разве не счастье?! Ума-разума набрался, сынок, теперь трудись, где можешь руки приложить, где будешь чувствовать, что ты там нужен. Не ленись. Сей на земле побольше добрых дел.

Глубоко запали в душу Пети эти напутствия матери. «Буду помнить их, мама, — дал он себе зарок. — Этому ведь вы с отцом всегда учили».

Вначале Петя хотел сразу сообщить, что намеревается продолжить учебу, хочет жениться на москвичке-красавице. Потом прикинул про себя, решил пока не открывать этого. «Как-нибудь после, завтра, послезавтра…»

Надежда Владимировна собрала на стол, накормила сына. Поговорили о том о сем и легли.

Рано утром Петя приехал в районную больницу Сурска. В регистратуре дали ему белый халат, сказали, где находится отец.

Робко открыл дверь палаты. Там была только одна койка, рядом небольшой столик, тумбочка. Около стены — три стула.

Иван Егорович лежал на спине, не спал. Петя напугался даже, увидев кисейного цвета лицо отца. Прежде такого загорелого старшего Паксяськина было не узнать.