Андрей Брыжинский - У любви краски свои

«А что, если, в самом деле, позвонить ей, — думает Паксяськин. — Хотя бы голос ее услышать. Разговаривать уж, конечно, не захочет она со мной».

Взял трубку, нажал кнопки с нужными цифрами, ждет.

— Слушаю вас, — послышался на другом конце линии мягкий женский голос.

«Наташа, это она», — сразу узнал он свою бывшую возлюбленную и непроизвольно отключился, ничего не сказав ей в ответ. Не хватало у него смелости начать разговор, но все же через некоторое время снова позвонил.

— Наташа, здравствуй. Это я, Петр.

Теперь уже на другом конце линии — тишина. Правда, недолго длилась она.

— Пётра?! — задрожал голос. — Ты откуда?

— Вот вспомнилось вкусное московское мороженое, приехал покушать его сюда. На проспекте Калинина. В том же кафе. Не забыла его?

— Ты — в Москве? Надолго?

— Не знаю, возможно, до завтра. Дело, по которому приезжал сюда, не совсем ладится.

— Как живется-можется? — спрашивает Наташа. — Эх, сколько же времени прошло! Подожди-ка, Пётра, давай встретимся с тобой. Что за разговор по телефону. Хотелось бы увидеть тебя.

Такого поворота событий, признаться, вовсе не ожидал Паксяськин. Он на некоторое время приумолк. Когда вырвался же из оцепенения, предложил:

— Тогда уж к любимому нашему месту — памятнику Пушкина…

Через часок они встретились на условленном месте. Петр Иванович успел придти пораньше, немного подождал. В киоске у метро купил большой букет белых роз. Когда при встрече протянул цветы Наташе, у той щеки даже зарделись.

— Спасибо тебе, Петя, за цветы. Ой, да мы с тобой как прежние влюбленные… — На последнем слове запнулась.

Петр Иванович смотрел на Наташу, и казалось ему, что девушка почти и не изменилась. Такая же стройная. Ее гибкий стан подчеркивал и сшитый по фигуре темно-зеленый костюм. В глазах огоньки играли, а когда она улыбалась, ровные зубы поражали своей белизной.

— Пойдем, пройдемся. У тебя есть время? — Петр Иванович не может прямо смотреть в глаза Наташи — неловко чувствует себя.

— Сегодня и завтра — дни отдыха у меня. Только вчера возвратилась из загранкомандировки. Я теперь в нашей фирме референт-переводчик. Вот видишь, хорошее знание французского языка помогло найти мне новую работу.

— А что, от дела дирижера совсем отказалась?

— Времена изменились, Пётра. Любила свою профессию, не скрою, только… это дело на сегодняшнем этапе не прокормит. Сесть на хлеб и воду… нет желания. В фирме нашей неплохо платят. На должности референта я, когда нужно, и переводчицей становлюсь. И в зарубежные страны приходится мне ездить.

— Каких фирм только теперь нет, — качает головой Паксяськин. Зарубежных, своих… Раньше были фермы, теперь — фирмы. Все равно что грибы после дождя растут.

— Так-то оно так. Но ведь и без них никак нельзя, время требует, чтобы и они были.

— Конечно, — не хочет возражать Паксяськин, — только ведь раньше мы и без них обходились.

— Теперь все почувствовали, с чем «едят» этот рынок, — смеется Наташа. — Не всем он по зубам. — остановилась перед Паксяськиным, пристально посмотрела на него: — О себе только рассказываю. У самого как дела?

Снова зашагали по тротуару. Идут рядом, не спеша. Солнышко, хотя и послеобеденное, все равно, не жалея, льет свой свет, делает улицу красивой, радующей глаз. Вначале Петр Иванович хотел скрыть случившееся с ним, потом, наоборот, решил открыться полностью.

Внимательно выслушала его Наташа. Молчит, не знает, как и быть ей: трудно отыскать здесь слова успокоения.

Петр Иванович замечает, как набежала на лицо Наташи тоскливая тень.

— Знаешь, Петя… я ведь тоже без мужа. Да была ли я замужем?

Паксяськин не ожидал такой вести. Он думал, что в жизни девушки все идет нормально.

— Никак в толк не возьму, Наташа. Слышал, за Владислава замуж выходила. Что с тобой случилось?

— Э-эх, Петя, не по тому руслу, видать, направили мы свои жизни. Кто больше всех виноват в этом?

Паксяськин раздумывал про себя, кого, на самом деле, винить, что не соединились у них с Наташей жизни. Не оправдывал и себя: надо было все же еще немного подождать, ведь Наташа все равно в Лашмино приезжала. Только, конечно, после того, как дело было сделано: с Фаиной они свадьбу сыграли.

— Я поторопился, — на себя взвалил всю вину Петр Иванович. — Следовало бы дождаться, пока замуж выйдешь, тогда и самому жениться. Я же…

— Оба мы с тобой хороши, Пётра, — глубоко вздохнула Наташа. — Не упрекай себя и не укоряй меня. Наломали мы дров с тобой… — Наташе сделалось грустно, ей хотелось плакать, но все же сдержала слезы. — Знаешь, только считается, что замужем была.