Марио Бенедетти - Спасибо за огонек

— Как дела? Ты ехал по Рамбле или по Канелонес?

— По Канелонес, но движение было адское, Какой-то дурень выскочил у меня перед носом на перекрестке с улицей Магеллана, мчит — и в ус себе не дует, будто в каком-нибудь Пасо-де-Торос [119] Пасо-де-Торос — городок в Уругвае (департамент Такуарембо). .

— У тебя просто мания ездить по Канелонес. По Рамбле и спокойней, и безопасней.

— Я всегда так и делаю. Но сегодня был сильный ветер, и один клиент предупредил меня, что на Рамбле забрызгивает водой из-за волнения на море. А я только недавно мыл машину.

— Уго ты видел?

— Нет.

— Он звонил сегодня утром и сказал, что, если будет время, зайдет в агентство.

— Может, он и заходил, но я оттуда уехал в пять часов, надо было поговорить со Стариком.

— Как поживает твой отец?

— Хорошо. Возможно, заглянет к нам завтра. Передавал тебе привет.

— Надеюсь, вы не спорили?

— Нет. Почти нет.

— Неужели ты не можешь не ссориться с отцом?

— Но сегодня мы почти не спорили. Конечно, трения всегда возникают. Ты же знаешь, мы с ним очень разные люди.

— Вся беда в том, что ты упрямишься, не уступаешь.

— А он?

— Он старый человек. Не станешь же ты требовать, чтобы он в свои годы изменил образ жизни.

— Сусанна.

— Что?

— Скажи, пожалуйста, как бы ты отнеслась к тому, чтобы переменился я?

— В чем?

— Во всем.

— По отношению к отцу?

— Нет, во всем.

— Я тебя не понимаю, Рамон.

— Понять нетрудно. Например: если бы я закрыл агентство, вернул Старику все, что он мне ссудил, начал бы все сызнова и, конечно, с нуля, без всякой помощи.

— Слушай, Рамон, извини, но сегодня у меня нет настроения шутить. Я уже два дня без прислуги, все хозяйство на мне. Поверь, я очень устала. Извини, что меня твоя шутка не рассмешила.

— Это не шутка.

— Говорю тебе, Рамон, я устала. Даже голова немного разболелась.

— Ну конечно, успокойся. Это была шутка.

— Надеюсь, ты не думал, что я приму ее всерьез.

— Ну да, просто захотелось разыграть тебя. Я агентство не закрою. И деньги Старику буду возвращать в рассрочку, как делал до сих пор. Все будет как всегда.

— Не понимаю, Рамой, что с тобой происходит. Ты говоришь вещи сами собой разумеющиеся таким тоном, будто это какая-то нелепость.

— А может, и нелепость.

— Что ты намерен сейчас делать?

— Приму душ. Почитаю. Выпью виски.

— Когда ужин будет готов, я тебя позову.

— Замечательно.

Да, я готов утверждать: уступчивое благоразумие, желание, чтобы все шло как прежде, — именно это и есть нелепость. Я не герой и ни капельки на него не похож. Стоило Сусанне не поверить, что я говорю серьезно, и я сам перестал себя принимать всерьез. Я не расположена шутить, сказала она, и этого было достаточно, чтобы мои слова прозвучали для меня самого нелепо. Просто я сам знаю, что не изменюсь, что не приму никакого важного, драматического решения. Пока все только в мыслях, пока это игра воображения, я чувствую в себе отвагу, мне чудится, что вот-вот я решусь и сделаю скачок, но, когда приходит время действовать и взять на себя ответственность, тут на меня нападает необъяснимый страх, панический ужас, вроде того, что в детстве, когда мухи превращались в чудовищ или когда мчалась бешеная корова, и в двадцать лет — при виде поезда с глазом циклопа, и в двадцать пять, когда автобус подбросил меня в воздух. Не могу с уверенностью сказать, страх это перед бедностью, или перед опасностью, или перед презрением людей. Возможно, это страх еще менее достойный. Возможно, это просто боязнь неудобств, боязнь лишиться комфорта. Ведь, когда я думаю о том, что жизнь у меня серая, скучная, рутинная, я не забываю, что рутина состоит из многих малозначительных, но приятных вещей. Будь я человеком гениальным, или обладающим властью, или попросту влюбленным, они для меня не имели бы значения, а важным было бы мое произведение, или применение моей власти, или полнота моей любви, но так как в моем случае ничего этого нет, то малозначительные, но приятные вещи становятся перворазрядными стимулами. А именно: машина, мой кабинет здесь, в Пунта-Горда, с хорошей библиотекой и видом на море; эта ванная комната, облицованная зеленой и черной плиткой, с мощными водопроводными трубами и большим смесителем и с объемистой ванной округлых женственных очертаний, ванной, которую мог бы рисовать Матисс; мои безупречные сорочки, мои выутюженные костюмы, мои галстуки из натурального шелка, картины любимых художников в кабинете и Б гостиной; два стаканчика виски перед ужином, терраса дома с немыслимым покоем летнего вечера; моя стереофоническая система с отличными танго, отличными блюзами и отличным Моцартом; фотоаппарат «Роллейфлекс» и к нему красивый чемоданчик с набором фильтров и прочих принадлежностей, которыми я никогда не пользуюсь; художественные альбомы фирмы «Скира», столовые приборы шведской стали. Я люблю, чтобы вокруг меня были красивые вещи. Очень ли это тяжкое преступление? Я бы не хотел иметь деньги для того, чтобы они копились в банке или чтобы стать землевладельцем или спекулировать на бирже. Деньги как таковые меня не привлекают, зато привлекают некоторые предметы, которые за деньги приобретаются. Да, деньги меня привлекают не сами по себе, но только как необходимый посредник в приобретении материальной красоты, этих свидетельств моего вкуса, украшающих лучшие минуты моего отдыха. Когда говорят о социальной справедливости, прежде всего, разумеется, имеют в виду искоренение голода, пристойные и гигиеничные жилища, ликвидацию неграмотности. Но после этих трех неотложных задач надо добавить право человека создавать для себя среду но своему вкусу. Конечно, это не так срочно, как хлеб и кров, однако тоже не должно откладываться на неопределенное будущее.