Марина Вишневецкая - Вышел месяц из тумана

– Я все понял. Доказать будет трудно, но при наличии хорошего следователя возможно. На адвоката выведу,– он массировал пальцами виски, в глаза не смотрел, блуждал по захламленному столу.– Отсудишь на перезахоронение и пару лимонов за моральный вред.

– У кого?

– У крематория. Раз они выдали прах по ошибке, а те уже наверняка его захоронили как свой. И надпись написали.

– У попа была собака… Нет!– Саша замотала головой.– Только не это! Этого не может быть! Это – Олег! Я тебе говорю!

– На фига это Олегу, мать, ты что?

Под его выпученным взглядом прежние доводы на ум не пришли, просто помнила, что они были, и достаточно веские, а сейчас зароились другие – еще более убедительные:

– Я прошу тебя, позвони ему.

– Я?!

– Скажи: Александра готова заплатить выкуп. Пусть скажет, сколько.

– Ты охренела?

– Я? Или он?! Он от Зои ко мне ушел – как не уходил! Перестал к ней за книжками бегать – теперь они сына с иглы снимают. Может, Алешеньке на наркотики остро приспичило, может, наоборот, на лечение? Может, им дачу не на что снять, у Зои астма открылась с его уходом, если, конечно, она все не врет?– И на ухмылочку его узкоротую сорвалась: – Ты не знаешь этого человека! Он способен на все!– И оттого, что вдруг поплыла вместе с поехавшим набекрень стулом, закричала: – Мне назло! От него даже мыши разбежались!– и, согнувшись, словно в радикулитной боли, отлепилась от стула, привалилась к окну – лбом, потом щекой.– А на новых мышей денег нет. Может быть, ему на мышей!– Стекло источало едва уловимую прохладу. И струилось вниз вместе с дождем.

– На то ты и овен, Александрина.

– На что?

Он ответил уже от двери:

– На то, чтобы верить в то, что вся галактика вертится вокруг тебя.

– Значит, ты отказываешься звонить Олегу?!

Он жеманно передернул плечами, опустил глаза, но, опуская, пробежал ее всю, вплоть до отекших от душного лета ног:

– Посиди!– и исчез.

А на чем посиди?! Он всегда ею чуточку брезговал, даже в школе… Чего стоило то хотя бы, как он выбирался из-под нее на катке, не поднимал ее, а отваливал, словно каменную плиту, она же, идиотка, опять за ним следом царапалась на четвереньках, на тупых снегурках: «Гришенька, тебе не больно? Тебя домой проводить?» – и опять на него наезжала, уже не специально, но как же его от этого тогда передернуло: «Я что – для тебя здесь катаюсь?!»

Совсем как маленькая Женька: «Отойди, я не для тебя плачу»,– на бабкины утешения.– «Для кого же мой чижик плачет?» – «Для нее!» – и крохотным пальчиком, и двумя настырными глазками – в Сашу. Своей трогательной серьезностью Женька обескураживала всех, даже огромных злых собак! Они ложились перед ней, как львы у ног какого-нибудь святого, и она еще таскала их за клыки. Такого маленького чуда не было ни у кого – ни в саду, ни в школе, ни в поликлинике, и во дворе Сашу только и знали, как маму той девочки .

«Жила-была королевна Несердите, а тех, кто ее сердил, она превращала в кошек и делала из них мумии!– Шурик набивал ее маленькую головку, точно опилками, совершенно ненужными в ее возрасте подробностями, от которых это всегда сосредоточенное создание избавлялось вдруг радостным щебетаньем: – Карл-Марл был слепой и глухой, а какую Сионату написал! Нечеловеческая музыка!»

Что-то толкнуло Сашу к двери, в приемную – к телефону… Но не звонить же Олегу самой!

Гришка навис в ожидании над повизгивавшим принтером. Света хихикала в трубку, прикрываясь ладонью:

– Полный атас! Это он тебя загружает!– Модная киска без единого прыщика, а каких-то два года назад – вся в соплях и коросте от бесконечных примочек: «Тётя Саша, я все равно здесь умру либо от тоски, либо от одиночества! Мне, может быть, на роду написано… мне на роже написано жить в лепрозории. Я буду за ними ухаживать, я им буду нужна. Вы читали Альберта Швейцера? Они даже меня полюбят!» А теперь беспардонная: – С моим аналогично! Да… Представляю! Ев, ты сможешь меня попозже набрать?

Одноклассники так звали Женьку – Ев.

– Дай мне. Дай! – Саша выхватила у нее трубку.– Жужу, доченька… Девушка, але, не рассоединяйте!

– Она в Москве,– мрачно буркнула Света.– Она ночью прилетела. Я бы сама вам трубку дала!

– Помолчи! Женя! Где ты?

– Ни фига себе. А ты где?– изумленный хриплый Женькин голос был не близко и не далеко.

– Вся простыла насквозь! Я приеду! Ты на Сивцевом? Жужунь, ты не представляешь, что на меня обрушилось! Не представляешь!

– Мам…– Долгий грудной кашель с мокротой ( купить брон-холитин, градусник, у них там наверняка и градусника нет, лимоны, мед ) сменился одышкой: – Ты мое письмо получила? Из Одессы.