Поль Виалар - Жатва дьявола

— Вам кого? — неприветливо спросил он.

— Дядя Альбер, не узнаешь меня?

Оказалось, приехала Мирей, дочь лавочницы Фанни. Зачем она пожаловала? Но Мирей, не дожидаясь расспросов, объяснила:

— Я приехала поездом… вышла на станции Вов… Хотелось тебя повидать.

— Меня?

Сколько уж лет он не видел племянницу. Ее мать, не желая, чтобы малютка связывала ей руки, когда у нее так много работы (Фанни открывала тогда первые свои лавочки в Париже), привезла своего младенца в Монтенвиль и отдала его кормилице Нанет Фансон. Женеты время от времени навещали ее. Альбер был в то время еще юношей, заботился о девочке главным образом старик Фирмен, бабушка же не уделяла ей особого внимания. Надо сказать, что Мирей походила тогда на тощего, заморенного котенка. Альберу вспомнилось, что она едва не умерла от колик в желудке. А потом в один прекрасный день приехала Фанни Арманьяк (Фанни вышла в Париже замуж за бухгалтера, носившего эту фамилию), пожелавшая поглядеть на свою дочку. Она увезла ее с собой, и с тех пор девочку больше не видели в Босе.

Но все знали, что с ней сталось. Дочка Фанни не пошла по следам матери, которая так успешно занималась коммерческими делами в Париже, что ее справедливо считали богатой женщиной: Фанни действительно нажила состояние, организуя небольшие лавочки, которые затем перепродавала, проявляя в своей деятельности удивительную оборотистость, унаследованную неизвестно от кого. Нет, Мирей (ну, уж имя дала ей мать, совсем непривычное для жителей Босы, как будто Фанни Женет хотела совсем порвать с родным краем) пожелала пойти в актрисы, кончила консерваторию, играла время от времени на сцене, без особого успеха, хотя кое-кто и говорил, что у нее есть талант. Талант! Что это могло значить для Альбера и для всех, живших на «Краю света», а теперь для обитателей «Белого бугра»?

Мирей вошла впереди Альбера в большую комнату, достала из сумочки синюю коробочку сигарет.

— Хочешь, дядя?

— Нет, не курю, — ответил он, оттолкнув руку, протягивавшую ему коробочку.

Мирей, не смутившись, зажгла сигарету и принялась курить, как мужчина, одну сигарету за другой. Да еще сказала:

— У тебя нет выпить чего-нибудь? Ужасно пить хочется. Я из Бова пришла пешком.

— Есть игристый напиток, не хочешь ли? — предложил он. Он сам делал этот игристый напиток, прекрасно утоляющий жажду, особенно летом. Но Мирей засмеялась:

— Нет, чего-нибудь крепкого, чтобы подбодриться… ну хоть домашней настойки, например…

Подумайте, она и курит и пьет! Альбер принес бутылку настойки, налил Мирей и налил себе — воспользовался случаем.

— Так что ж ты от меня хочешь? — спросил он.

— Давно тебя не видела. Повидаться хотела.

— Для того и приехала?

— А что ж? Мы ведь с тобой близкая родня. Как поживает тетушка?

— Хорошо, — ответил Альбер. — Она в церкви.

— Но ведь сегодня не воскресный день.

— Она вечно в церкви пропадает, — сказал Альбер, пожимая плечами.

Он выпил настойку и, отыскивая причину неожиданного приезда племянницы, спросил:

— Тебя мать прислала?

— Нет, — ответила Мирей.

Ну, это лучше. Правда, Фанни ему написала после смерти Адель, что ничего не изменится, что она все оставляет брату, а себе ничего из наследства не требует, потому что у нее свое дело, она нажила состояние и к тому же хорошо помнит, что внушал им отец: ни в коем случае нельзя продавать землю.

— Я сама по себе приехала, — сказала Мирей.

Альбер удивленно посмотрел на нее.

— Да, — подтвердила она. — У меня неприятности.

Она тоже выпила настойки, словно хотела набраться храбрости, но видно было, что храбрости у нее и без того достаточно, что она особа бесцеремонная. Опрокинув рюмку, она сказала:

— Я вот хотела пойти на сцену. И пошла. Но это трудное дело.

— Ты, кажется, замужем?

— Да, — ответила она. — Мой муж пишет пьесы… но все не может добиться, чтобы их ставили в театрах. У него есть талант. У меня тоже талант. Только нам до сих пор не везло. Вот и все. Да, дядечка, такова жизнь артистов и писателей. Тебе этого не понять, ты засел тут на своей ферме!..

И она окинула комнату не завистливым, а скорее уж презрительным взглядом.

— Что поделаешь! Я актриса. Пошла на сцену против воли матери.

— Почему же пошла?

— Потому что люблю театр. Только трудное это дело, дядечка.

— А ты думаешь, у нас не трудное?

— О-о! — протянула она. — Какое же сравнение!

— Мы-то, голубушка, не курим (он не посмел все-таки сказать: «И не пьем»).