Поль Виалар - Жатва дьявола

— Она, может, все-таки пошла к себе в спальню, — сказала Леона.

Наверно, так оно и было. Если не она, так кто-то другой туда забрался. Следовало посмотреть. Альбер поднялся по ступенькам деревянной лестницы на площадку второго этажа.

Дверь в спальню стояла настежь. И Адель была в комнате, лежала поперек кровати, которую утром она, против своего обыкновения, не оправила, не застелила покрывалом; наволочка на подушке, там, где ее касается голова, побурела, засалилась от распущенных волос и пропиталась потом, который выжимает из всех пор кожи набившуюся в них пыль, черную, как земля. Да, там лежала Адель, она вздрагивала, словно от икоты, и что-то булькало у нее в горле, как у младенца, который не переварил высосанное материнское молоко и сейчас срыгнет его. Во всем этом было что-то карикатурное, нелепое, не похожее на действительность.

— Адель!

Она не отвечала. Еще раз ее сотрясла икота. В углу искривленного рта пузырилось белой пеной молоко, которое дитя, женщина, впавшая в детство, не переварило и теперь срыгнуло в последний раз.

Альбер подошел и, так как она больше не шевелилась, встряхнул ее за плечо, не произнося, однако, ее имени, Он уже знал, что она мертва.

Когда на Монтенвильском кладбище бросили на гроб Адель последнюю горсть земли и провожавшие двинулись к воротам, покидая обитель мертвых, Жильберта прочитала прощальную, бесконечно длинную молитву, а потом Альбер взял жену под руку и повел ее к автомобилю.

На дороге они обогнали неторопливо шагавших пешеходов: Люсьенна, Альсид и двое их сыновей уже давно ушли, должно быть, вернулись домой, к своим работам. Провожавшие кланялись Женетам, и в зеркальце Альбер видел, что они наклонялись друг к другу и переговаривались шепотом, как будто боялись, что их услышат из проехавшей машины; Альбер догадывался, что эти люди говорят о нем, а в выражении их лиц и жестах он читал что-то вроде жалости к нему, не имеющей, однако, никакого отношения к смерти Адель, и это непонятное сострадание раздражало его.

На дворе «Белого бугра» никого не было; работники и Леона прямо из церкви отправились в поле. Альбер и Жильберта, оба в трауре, оказались одни, и в эту минуту поняли, какое большое место столько лет занимала Адель в жизни фермы; больше уж они не увидят ее мужеподобную фигуру, не услышат ее резкого голоса, ее тяжелых шагов по утрамбованной земле у дворовых служб, ни бранных или ласковых слов, которые она говорила скотине в хлеву.

Жильберта пошла переодеться, потом занялась домашними делами в большой комнате. Альбер повесил костюм в шкаф и, надев старую одежонку, побрел куда глаза глядят в глубокой растерянности: вот умерла Адель и что-то ушло из «Белого бугра», ушло и уже не вернется, что-то кончилось с ее смертью. Чем дальше, тем сильнее Альбер чувствовал эту пустоту и ясно понимал, какой опорой была для него сестра; теперь вот исчезло самое важное колесико. Разве Жильберта заменит умершую!

Время было осеннее, дни стали короткие, вечерами все сходились в большой комнате. Работникам и в день похорон подали ужин как обычно, а затем они разошлись — кто ночевал в хлеву или в конюшне, а кто у себя дома; Альбер и Жильберта опять остались одни, их ждал бесконечный вечер.

Альбер достал из буфета настойку и налил себе большой стакан.

— Ведь тебе вредно, — сказала Жильберта.

Она всегда так говорила, когда он пил спиртное, и Альбер так привык к этим сетованиям, что уже не обращал на них никакого внимания.

— Мне надо встряхнуться, — ответил он.

Жильберта промолчала, — ведь явно было, что он прав.

Он сидел напротив нее, навалившись на стол обоими локтями и спрятав лицо в ладони. От настойки ему стало тепло, и это было приятно, а то он совсем замерз, закоченел — целый день у него все внутри леденело.

— А Фернан так и не приехал, — заметила Жильберта…

— Да, пожалуй, и лучше, что не приехал, — ответил он. — Но в тот вечер, как умерла Адель, я послал ему письмо по почте, на последний его адрес… Может, он там уже и не живет.

— Ну, значит, мы и не могли его известить.

— Понятно. И без него похоронили ее честь по чести.

— А все-таки ведь он ей муж, — сказала Жильберта, полагая, что бог, которому она поклонялась, навек соединяет в браке людей.

— Ну, какой там муж! — сказал Альбер.

— По законам церкви, он был и остался ее мужем.

Альбер только пожал плечами, ему не хотелось спорить.

— Смерть-то какая скоропостижная! — сказала Жильберта. — Что ни говори, а поневоле задумаешься.