Поль Виалар - И умереть некогда

— Но ты же не собираешься покупать себе «кадиллак»!

— Нет. Но добротный старенький «роллс-ройс» или «бентли» десятилетней давности — собираюсь.

— Это будет дорого стоить.

— С деньгами он меня не торопит: я смогу отдать их, когда захочу.

— Тебе придется больше работать.

— Конечно. Но у меня будет другая машина, и хоть она будет стоить дороже, зато и денег будет нам больше приносить. Да, славный он малый, этот Джонсон.

— Но и ты оказываешь ему большие услуги.

— Конечно.

— Кстати, шины ты у Валлоне получил?

— Нет. У него совсем плохи дела.

— Что, заболел?

— Нет, просто сел на мель.

— Когда мы были с тобой у него, мне показалось, что дела его идут неважно.

— А теперь он и вовсе закрылся: нечем больше платить. Деньги, которые я дал ему за «ведетту», он истратил.

— Значит, шин своих ты не получишь, и гарантия, которую он тебе дал, ничего не стоит.

— Боюсь, что да. Хотя он полон самых добрых намерений. Сегодня утром я обнаружил совершенно раздавленного, сломленного человека и закрытый гараж — ему даже рабочим платить нечем. Единственное, что ему осталось, это пустить себе пулю в лоб.

— У него не хватит на это мужества.

— Не обольщайся. У него не хватило мужества вести повседневную борьбу за существование, но сейчас это человек, дошедший до точки. К сожалению, у него нет никого, кто мог бы ему помочь.

— А если он продаст помещение?

— У него не хватит денег даже на то, чтобы покрыть долги. А потом у него, оказывается, жена в Соспеле и пятеро детей — он мне все рассказал.

— Только этого не хватало! Какой легкомысленный человек!

— Итальянец. В Неаполе сколько угодно таких семей. На улицах бродят золотушные дети с искривленным позвоночником. У меня осталось ужасное воспоминание о Неаполе.

— Ты бывал там?

— Во время войны… когда служил в армии… до высадки здесь.

— Ах, так ты, значит, был…

— Я тебе об этом расскажу как-нибудь. Так вот, представь себе, что Джонсон, узнав про гараж Валлоне, предложил мне…

— Ну, нет! Этого ты на себя не взвалишь!

— Конечно! Я так и сказал: нет. Хотя, учти: дело стоящее.

— Но он же прогорел!

— Именно потому. Можно было бы купить этот гараж за гроши. И еще дать немножко Валлоне.

— Нет, — сказала она, — не надо.

— Согласен, не надо, — повторил он следом за ней. — Но нельзя же допустить, чтобы он застрелился.

— Он и не застрелится.

— Я тоже так думаю. Но кто может знать заранее? Вообще-то говоря, я мог бы согласиться временно… а потом перепродать кому-нибудь другому. — Эта мысль воодушевила его. — Таким путем и его, беднягу, мы вытащили бы из беды. Джонсон заинтересован в этом помещении, а главное в том, чтобы создать компанию по прокату автомобилей высокого класса, которые обслуживали бы аэродромы его будущей компании. А потом эти машины оставались бы в распоряжении клиентов на время их пребывания здесь. Да, дело, конечно, стоящее, ничего не скажешь. И тот, кто за это возьмется, кое-что положит себе в карман.

— И ты говоришь себе: «Почему бы этим человеком не стать мне!»

— В общем, да!

— Гюстав, если ты согласишься на это предложение, я больше не увижу тебя.

— Наоборот: я буду занят в определенные часы и в определенные часы свободен. Ну, а кроме того, ты сможешь быть со мной, сможешь мне помогать.

— Я же ничего не умею. Я не способна сделать простейший подсчет, я не умею работать, ты это знаешь, я же ничего от тебя не скрыла. Я способна только любить тебя.

— Разве гараж этому помешает?

— Да. У тебя совсем не будет для меня времени.

Он рассмеялся. Но этот прилив веселости длился недолго.

— Ты права. Я скажу «нет».

Он обнял ее, притянул к себе.

— Из-за этого Джонсона мне некогда даже любить тебя, — сказал он, увлекая ее к постели.

— Три дня, — сказала она с милым укором. — Уже целых три дня!..

— Тебя, значит, тянет ко мне?

— Я так люблю видеть тебя счастливым.

— А сама ты счастлива?

— Ну, как ты можешь спрашивать!

В тот вечер все было, как в первый раз, и Лоранс спросила:

— Я делаю успехи?

— Ты же моя жена.

Его умиляло, что и в жизни и в любви она во всем подчинялась ему, старалась угадать малейшее его желание. Она была молода и свежа, тело у нее было крепкое, и он любил ласкать ее изящные, едва наметившиеся формы. Дитя, любящее дитя, бесхитростная, прямая и чистая, она дарила ему то, чего ни одна женщина, даже Глория, — кстати, где-то теперь Глория? — никогда ему не дарила.

Он заснул крепким, спокойным сном. Любить вот так, с полной отдачей себя — это необходимо, это придает тонус жизни. Да, это и есть жизнь, Лоранс права.