— Ну что ж, — сказал Генри, — это твой дом. Можешь жить здесь, сколько тебе захочется.
— Спасибо, — сказала Луиза, — но я, пожалуй, сниму комнату.
— Если хочешь, я помогу тебе найти работу… — начал было Генри.
— Нет, — отрезала Луиза. — Нет, благодарю. Я хочу сделать это сама.
Не пожелав обратиться к родителям за советом, Луиза тем не менее позволила себе снизойти до использования полученной от них информации. Она сняла квартиру в Бостоне, после чего позвонила матери и спросила, как быть с разводом.
— В Массачусетсе это нелегко, — сказала Лилиан. — Тебе бы следовало задержаться для этого в Неваде.
— Да, — сказала Луиза. — Впрочем, я ведь могу вернуться туда. Прежде чем поступлю на работу.
А два дня спустя она получила письмо от поверенного своего отца о том, какие шаги нужно предпринять, чтобы получить развод в штате Невада или в Айдахо. Для этого требовалось только одно: она должна была прожить в одном из этих штатов не менее трех недель. К тому времени Луиза уже начала по собственному почину посещать два раза в неделю доктора Фишера, психиатра, проживавшего в Кембридже. При их встречах говорила преимущественно она: рассказывала о том, почему — в ее понимании — у нее не сложились отношения с Джесоном, с Лилиан, с Нэдом, а доктор Фишер слушал и почти во всем соглашался с ней…
В конце сентября она, хотя и с неохотой, поехала все же в аэропорт и села на самолет, отправлявшийся в Нью-Йорк, а оттуда в Рэно. Маршрут заканчивался в Сан-Франциско, и Луиза в испуге сжала кулаки при мысли, что она может оказаться там снова. Но, разумеется, этого не произошло, и она, как и было задумано, сошла в Рэно — одинокая, независимая, чтобы подобрать осколки своей разбитой жизни и попытаться склеить их заново. Она остановилась в скромном отеле и на другой же день подала заявление о разводе. После этого оставалось только ждать. На третий день она поехала прогуляться на озеро Тахо, побродила немного по берегу и вечером возвратилась в Рэно. К концу первой недели адвокатская контора сообщила ей, что им удалось разыскать Джесона и он против развода не возражает. Где он живет и чем занимается, не сообщалось, и она не проявила любопытства. Дни она проводила за чтением романов, а вечерами смотрела телевизор. Женщина-администратор, сидевшая за конторкой в вестибюле отеля, была настроена очень дружелюбно и всегда имела наготове нескончаемые истории о молодых женщинах, подававших на развод. Помимо нее, Луиза не общалась ни с кем.
Вечером на десятый день пребывания в отеле ее внезапно потянуло пойти в кино, потянуло с такой силой, что это ее встревожило — она почувствовала в этой тяге нечто большее, чем простую неудовлетворенность развлечениями, которые мог предоставить ей маленький экран телевизора. От пяти до шести она ходила из угла в угол по своему номеру судорожно сплетая и расплетая пальцы, пытаясь заставить себя остаться в отеле. Но тяга выйти из дому нарастала. Подышать свежим воздухом, поглядеть на театральные афиши, может быть, найдется что-нибудь интересное…
Воздух был прохладен, на улицах шумно и светло от огней реклам. Луиза остановилась перед зданием кинематографа и поглядела, не видя, на афишу, слыша только стук своего сердца. У третьего кинотеатра она взяла билет и вошла в зал. Она сидела, смотрела на экран, но не воспринимала происходящего. Потом медленно повернула голову, обвела глазами вокруг и увидела позади себя мужчину. В зале было не слишком темно и не составляло труда разглядеть внешность мужчины и его возраст, но Луиза оглядывалась на него снова и снова, словно желая в чем-то удостовериться, и мужчина, как бы идя ей навстречу, встал и пересел на пустое место рядом с ней. Луиза не глядела на него, но когда его рука легла на ее колено, она сжала ее и прикрыла юбкой.
Через несколько минут они оба вышли из кино. Она привела его к себе в отель, ни разу за всю дорогу не взглянув на него, поднялась с ним в свой номер и прильнула к нему, со стоном, с мольбой, и была как в беспамятстве, пока он не овладел ею.
Утихнув, она открыла глаза. Увидела его темное лицо, услышала, как он перевел дыхание и что-то пробормотал. Она не могла пошевельнуться, придавленная его тяжестью, но отвернула голову, боясь, что ее стошнит.
Тошнота прошла и она сказала:
— Пожалуйста, уходите.
Он встал, тихонько что-то напевая.
— Как вам будет угодно, мадам, — сказал он и ушел.
В тягостные дни ожидания, когда она наконец станет свободной от Джесона, ей доставляла облегчение мысль о том, что скоро все это останется позади. Освободившись от Джесона, она освободится от всего, что было связано с этим периодом ее жизни, и снова приобретет свое прежнее, не замутненное «я».
Читать дальше