Пирс Рид - Дочь профессора

— Ты устала? — спросил он Луизу.

— Немножко.

— Сейчас ведь, если на то пошло, четыре часа утра… по парижскому-то времени. Верно, нам надо было остаться в Найроби.

— Зато мы теперь лишний день проведем у моря.

— Хоть бы не было слишком жарко.

— Мы привыкнем, папа.

Луиза зевнула и постаралась придать себе спокойно-уверенный вид, хотя платье на ней промокло от пота.

— Я думала, что здесь одни только негры, — сказала она.

— И индийцы.

— Похоже, одни индийцы.

— Могут повстречаться и арабы. Раньше Момбаса входила во владения султана Занзибара, а тот был араб.

— Ты только подумай, — сказала Луиза, — еще утром мы были в Париже, а теперь — на берегу Индийского океана.

— Это получше, чем «Фоли Бержер»?

— О да, — сказала Луиза. — Намного.

Но они воспрянули духом ненадолго; когда машина остановилась перед отелем, их снова охватило уныние. Здание было щербатое, облупленное; крытый, плохо проветриваемый двор, тускло освещенный и обставленный замызганными креслами, заменял вестибюль. Их препроводил сюда, когда они вышли из такси, старый швейцар-негр, который, по всей видимости, говорил по-английски, но предпочел просто молча двинуть рукой с зажатым в ней чемоданом в сторону конторки, давая понять, что прежде всего им следует зарегистрироваться. Генри выполнил эту формальность, после чего проследовал за швейцаром в глубь двора-вестибюля и поднялся по лестнице на галерею на втором этаже. Сюда выходили двери всех номеров отеля, как кельи в монастыре. В сыром воздухе стоял удушливый запах гнили. Перед дверью одного из номеров была натянута проволока, и на ней кто-то развесил застиранное исподнее и носки в бесплодной попытке просушить их. Из-за дверей доносились звуки — негромкие, ибо была глубокая ночь, но все же довольно отчетливые, — тяжелое дыхание и храп. Когда они проходили мимо какой-то отворенной двери, швейцар жестом показал им на нее, как бы говоря, что это может пригодиться; объяснять для чего не потребовалось, так как запах мочи ударил им в нос.

Генри, миллионер, чистюля и щеголь, был в ужасе, но искать другое пристанище на ночь было уже поздно. Поэтому он постарался, как смог, подавить чувство омерзения и примириться со всем этим убожеством, но когда им показали их номер, выяснилось, что у них будет одна комната на двоих — большая, с двухспальной постелью и очень душная; в ней было много жарче, чем на воздухе. Швейцар поставил чемоданы и начал открывать ставни, прежде чем Генри успел спросить, нет ли второго номера. Но сколько бы Генри ни жестикулировал, пытаясь объяснить, что ему нужна вторая комната, в ответ он видел только протянутую руку, указующую на эту единственную комнату, на эту единственную постель. Уходя, швейцар включил медленно вращающийся вентилятор под потолком, словно это могло разрешить все проблемы.

Ванны в номере не было — только раковина в углу. Луиза пошла в уборную, которую им указали по дороге. Генри тем временем открыл чемодан, достал свою пижаму и бритву, потом снял пиджак и галстук и умылся над раковиной.

Луиза вернулась.

— Учти — здесь тараканы, — сказала она и попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось, и она расплакалась.

Генри обнял ее.

— Моя бедная малышка, — сказал он.

— Ох, папа, это просто ужасно, — сказала Луиза.

— Увы, — сказал он.

— И в Париже было ужасно, и я ненавижу Боннефуа.

— И я тоже. — Он похлопал ее по плечу, и она перестала всхлипывать, только тихонько посапывала носом.

— Нам нужно поспать, — сказал он. — Утром все будет по-другому.

Он взял пижаму и прошел в загаженную уборную, где и переоделся, поскольку ширмы в номере не было. Потом постоял на галерее (сопенье и храп поплыли на него снова из всех дверей), чтобы дать и Луизе возможность переодеться. Но когда он вернулся в номер, она стояла возле раковины в бледно-желтой шелковой комбинации, которую купила в Париже, и умывалась.

Она улыбнулась ему, утирая лицо полотенцем. Генри забрался в широкую постель и взял книгу.

— Что-то очень шикарное на тебе надето, — сказал он.

— Я купила это в Париже.

Он смотрел на нее с минуту: сквозь кружева проглядывали очертания груди, короткая шелковая комбинация чуть прикрывала длинные стройные ноги. Потом он снова взялся за книгу, а Луиза спряталась за дверцей гардероба, чтобы надеть пижаму.

— Ты не возражаешь? — спросил он, когда она улеглась в постель рядом с ним. — В конце концов, я могу поспать и на полу.