— Может быть, — почти автоматически ответил Генри.
— Послушай, Гарри, — сказал Билл Лафлин. — Не можете ли вы с Лил прилететь сюда завтра? Мы тут, понимаешь ли, застряли, потому что Джин сломала бедро. Я позвоню Бэду и Стрэттену и попрошу их тоже приехать.
— Ну что ж, попробую отменить мою лекцию, — сказал Генри. — Да, пожалуй, мы можем приехать.
— Тогда валяйте. Это во всех отношениях будет лучше — подальше от газетчиков.
Закончив разговор с Лафлином, Генри вышел из своего кабинета и направился в гостиную к Лилиан.
— Билл хочет, чтобы мы приехали в Санта-Крус, — сказал он.
— Когда?
— Завтра.
Выражавшее безграничную скорбь лицо Лилиан слегка оживилось.
— Хорошо, — сказала она. — А как же дети…
— Они могут побыть у нас, — сказала Анна Притцлер, жена профессора-испаниста, приятно взволнованная тем, что ей будет отведена эта скромная роль в историческом событии.
Им и прежде не раз приходилось останавливаться в Санта-Крус у Лафлинов, когда они летали из Бостона в Сан-Хуан и обратно. Генри никогда не любил эти каникулы в тропиках, отчасти потому, что терпеть не мог влажной жары, отчасти же потому, что все больше и больше чувствовал себя не в своей тарелке в компании Билла, Джин и их друзей. Если прежде, при всем их несходстве, оба приятеля как бы дополняли друг друга, то теперь взаимные различия стали вступать в противоречие. Но совершенно так же, как Генри не хотел признаться ни Лилиан, ни самому себе в том, что мороз ему приятнее солнечного сияния, так он таил про себя и свое истинное мнение о Билле Лафлине — о его деловом стиле и несгибаемом упорстве. Ему все же не хотелось покидать лафлинской упряжки, ибо если он и чувствовал себя счастливее со своими книгами и студентами, то, с другой стороны, только практическое участие в политической деятельности давало ему ощущение, что он не просто кабинетный ученый, и удовлетворяло его честолюбивое желание приносить реальную пользу своей стране. Поэтому на совещании он воздержался от высказывания оппозиционных взглядов, понимая бесплодность всякого спора с Биллом и его соратниками — спора с радикальных позиций.
На этот раз на совещании, кроме него и Билла, было еще восемь человек — вся лафлинская упряжка битюгов в полном составе. Все они были более или менее основательно потрясены убийством президента и все более или менее откровенно взволнованы тем, как это событие может отразиться на их кандидате и на личной карьере каждого из них. Встретившись, они поначалу обменялись всеми приличествующими случаю выражениями скорби, но жар честолюбия вскоре возобладал над притупляющейся печалью, и в тот же вечер мужчины собрались на совещание в доме, пока их жены играли в бридж на террасе над морем. Билл, стройный, загорелый, потягивая ром и кока-колу, развивал перед ними свои соображения о вытекающих из ситуации политических перспективах, и чем больше он пил, тем радужнее рисовались ему эти перспективы.
— Если бы не наша чертова конституция, — сказал он, ухмыльнувшись собственному кощунству, — мы могли бы сейчас двинуться на штурм. Никто не хочет Линдона, никто.
— Придется нам его терпеть до будущего года, Билл, — сказал Стрэттон Джеймс, юрист.
— Придется терпеть его в Белом доме, — сказал Билл, — и на съезде тоже, но если oн полетит при первом голосовании, его не выдвинут в кандидаты вообще.
— Сторонники Кеннеди не станут голосовать за него, — сказал Бэд Бирнбаум из Нью-Йоркского отделения.
— Съезд расколется на три клана, — сказал Билл. — Линдон, Хьюберт и Бобби. На этом они застрянут и в конце концов начнут искать четвертого кандидата, и этим четвертым кандидатом как раз должен буду оказаться я…
И в таком духе еще и еще далеко за полночь. Генри говорил мало, потому что ему, в сущности, нечего было сказать. Он считал, что все решится в ближайшие месяцы и будет зависеть от того, какую линию изберет Джонсон, а до тех пор бессмысленно вынашивать какие-либо стратегические планы — можно только фантазировать и носиться со своими фантазиями. Он не сказал этого собравшимся. Он видел, что Билл упоен своей мечтой, что кровь в нем кипит и будет кипеть, пока не найдет себе выхода или не остынет мало-помалу.
Наконец они легли спать в комнатах, отведенных для гостей.
— Бедная Джин, — сказала Лилиан. — Вся нога у нее в гипсе. Ей приходится делать пипи в горшок.
На следующее утро мужчины возобновили совещание, пока их жены плавали в море или загорали на пляже. Билл опять, как и прошедшей ночью, был чрезвычайно возбужден, но без поддержки алкоголя его фантазии звучали уже менее увлекательно. Он, казалось, был раздосадован тем, что не может сразу же, без проволочки, заполучить то, о чем мечтал, и злился на самого себя за это бессмысленное нетерпение. Генри видел, что его молчание только еще больше подливает масла в огонь, но не мог придумать ничего толкового, чтобы разрядить напряженность.
Читать дальше