Андрей Титов - Тайм-аут

Мне хочется задать еще несколько вопросов, но Биня вдруг поднимается и идет в сторону одного из примыкающих коридоров. Я замечаю симпатичную женщину средних лет с телефоном в руке, обменявшись приветствиями с Биней, она машет мне рукой, призывая подойти. В этот момент возвращаются Макс с Егором.

— Вот орлы в помощь. Егор, Максим, Стас. Ирина Викторовна, — добавляет Биня, указывая на женщину, — Ирина Викторовна распорядитель на местном балу, так что прошу любить и жаловать. — Я к Вишневскому. — поворачивается Биня к Ирине Викторовне, та кивает в ответ.

— Ну что, мальчики, пойдем, покажу где что.

Поднявшись на второй этаж, мы проходим через несколько отделений, мимо столовой, рядом с которой сидят два старика, один с неряшливой бородой и культей вместо правой руки, громко, явно с расчетом не только на своего собеседника, рассказывает о современных нравах и рекламе по телевизору, «та, где мужик в трусах по телефону разговаривает». Второму рассказы бородатого не то чтобы неинтересны, он как будто спит с открытыми глазами. «Писька стоит. Убегает потом куда-то.» — еще активнее наседает первый. Далее мы перемещаемся в соседний корпус по кишке-переходу и попадаем в просторное светлое помещение, заставленное разногабаритной картонной и деревянной тарой. Поставив задачу разнести все по названным кабинетам, Ирина Викторовна удаляется. «Говно вопрос» — говорит Егор и пытается оторвать от земли самый большой ящик. Понаблюдав за ним, мы с Максом решаем начать с малого и цепляем по небольшой, но довольно увесистой картонной коробке. Пытаясь взять сразу две, Макс чуть было не роняет одну на пол. Как раз в этот момент в помещение заглядывает молодой человек в синей больничной форме.

— Осторожней, блин! «Ивээл» последней модели! Давай-ка по одной. — резко говорит он Максу, после чего, следуя общепринятым среди российских медработников стандартам поведения, стремительно скрывается за дверью, не позволяя никому из присутствующих задать вопрос или иным образом отреагировать на замечание.

— «Последней модели» — хмуро повторяет Макс, поворачиваясь обратно к нагромождению коробов, — Так в дамских романах описывают предметы роскоши, если нужно подчеркнуть статус персонажа, но автор не шарит в теме.

— Точняк. — откуда-то из-за коробок прорезается Егор. — Стандартная тема. «В сопровождении охраны он опустился в кожаное кресло мерседеса последней модели».

— «Ноутбук последней модели». «Телефон последней модели».

— «Вибратор последней модели»…

— Хехе, да. «В этот вечер ей было грустно. Глядя на бледные звезды, она вспоминала Его. — Макс мечтательно поднимает глаза к потолку, — Его руки. Его крепкие плечи. Его жадное, частое дыхание когда он входил в нее, заполняя на миг ее всю. Его зеленые глаза, смотрящие на нее с той страстной нежностью, каковая всегда бывает в начале отношений. И почему только ее нельзя сохранить навсегда? Ей уже не нужно было это богатство, вся эта холодная роскошь, ей нужен был Он. Сладостные воспоминания овладели ей. Откинув дизайнерские простыни, она достала из прикроватной тумбочки вибратор последней модели…»

— У меня встал. Егор, гляди какой талант пропадает. Задумайся, Макс, издатели тебя с руками оторвут. В тюрьме, кстати, тоже не пропадешь, если что.

— Это почему? — интересуется Егор.

— Там хороший слог на вес золота. Писари за скромную благодарность строчат от имени коллег денно и нощно.

— А что строчат?

— Преимущественно романтические послания таинственным незнакомкам из объявлений в газетах. Но иногда бывают и спец заказы.

— Надеюсь, все-таки не придется, — серьезным тоном говорит Макс, — хотя теперь я, конечно, буду иметь это в виду, спасибо.

С первой партией коробок мы возвращаемся обратно в корпус, из которого пришли. Минуя коридор, проходим мимо уже знакомых дедов, кажется, голос рассказчика стал еще громче.

— Какие времена, такие и методы, брат. И дама сердца в платье окаймленном, о, костью в горле свадьба мне твоя… Эту поэму я написал подруге детства, — поясняет старик с культей, повернувшись к стеклянноглазому, — пацаном еще, сдружились мы втроем с еще одним знакомцем моим. Как сейчас перед глазами. На Смоленщине был, ему поэму посвятил. О… как его… О, вечный друг… Ефрем… товарищ мой… сердечный… не фат, не франт, а брат ты мой навечно. Аль свидимся ли мы опять?…

После нескольких часов работы и бесконечного количества кабинетов, мы сидим в помещении, некогда заставленном коробками, остались только самые массивные, для транспортировки которых Ирина Викторовна обещала подогнать еще несколько человек и занятую ранее тележку. Возвращается она без тележки и с двумя дохлыми интернами, разочарованно-обреченный вздох Егора исчерпывающе выражает и мое мнение о сложившейся ситуации, но делать нечего. На оставшиеся коробы уходит еще два часа и остаток моих жизненных сил. Как только последний ящик становится на место, мне хочется распластаться на полу.