Анатолий Азольский - Степан Сергеич

— Ну?.. — директор открыл прения.

К Валиоди набилось все руководство института, кабинет полон, явился даже Тамарин. Комплексная лаборатория не входила ни в один из отделов, надзирал за нею сам директор. Приглашенные на смотрины начальники отделов оглядывали прежде всего блоки своих инженеров. Сошлись на том, что вообще-то «Кипарис» внушает доверие. Ждали слова Саблина. Он нервничал. На удивление всем разработчикам, «Кипарис» настроился за какие-то три дня. Опыт же подсказывал Саблину другое: все сложное становится простым после серии провалов. «Кипарис» вел себя ненормально, поддавшись настройке так быстро.

Чем сложней прибор, тем больше времени надо затратить на его освоение. Так доложил Саблин.

Валиоди тут же привел аналогию с женщинами. На него дружно цыкнули.

Момент был напряженным, не до шуток.

Начальник ЛТИ прочел заключение: камеры холода и тепла, вибростенд и ударную тряску «Кипарис» выдержал прекрасно.

Опасения Саблина директор понимал. Предложил комиссии устраиваться поудобнее. Во все три датчика вставили по очереди эталонные пробы: электромеханический счетчик показал расчетную величину.

Измерения провели через час (комиссия сходила на обед). Показания счетчика уже отличались от дообеденных, но умещались в полосе допустимых ошибок измерения. И через два часа они тоже умещались, перескочив к другой границе полосы. Здесь проявился какой-то глубоко скрытый дефект, ничем не объяснимый.

Главный инженер вырвал изо рта сигару и решительно заявил, что все это балаган, напоминающий ему контору «Рога и копыта», не хватает только пропойцы швейцара, все другое есть вплоть до студентов-практикантов, каковыми он считает инженеров.

Рыжеволосый Саблин вспотел от обиды и волнения.

Своей подписи, продолжал Тамарин, он не поставит под этой филькиной грамотой. Здесь он слышал, как некий молодой инженер хвастался тем, что переплюнул «Кипарисом» Америку. Он, Тамарин, верит в наступление времен, когда руководители фирм «Белл» и «Дженерал электрик» станут ловить идеи выпускников МЭИ и смотреть им в рот. Пока же потуги «Кипариса» есть не что иное, как стремление Эллочки-людоедки одеться под дочку Вандербильда.

Комиссия разошлась в похоронном молчании. Потом Саблин пришел к Труфанову, вместе они составили убедительный документ, в котором заявляли министерству, что над радиометром надо еще работать и работать. Но в министерстве не унимались. Документ подшили к делу, обязали Труфанова готовить «Кипарис» к выставке и официально сдать прибор министерской комиссии.

Труфанов скрепя сердце согласился и приказал поставить «Кипарис» на прогон — пусть работает несколько суток подряд с небольшими перерывами, авось что-нибудь да образуется.

Радиометр поставили на прогон. Директор часто приходил в макетную мастерскую, изучал столбики показаний. Удалось обнаружить какую-то закономерность в срывах, предположительно угадывать, когда числа метнутся от верхней границы к нижней и наоборот. О выводах своих Труфанов никому ничего не сказал.

Но как быть с Саблиным? Талантливого человека, кандидата прельстили самостоятельной работой, вырвали из другого НИИ. Заставить его сдавать комиссии «Кипарис»? Расписаться в акте? Радиометр может сдохнуть на выставке, тогда всех подписавшихся потянут к ответу.

Труфанов пожалел Саблина, он сам когда-то попал точно в такую историю.

Инженеров из министерства пригласил на день, когда «Кипарис», по его наблюдениям, даст уверенную россыпь показаний у границы — нижней границы полосы неизбежных ошибок. Саблина отослал в командировку. Но должен же кто-то поразить эрудицией комиссию. Труфанов знал, кто сумеет это сделать.

— Стригункова, — приказал он секретарше. — Трезвым или пьяным. Живым или мертвым.

Через двадцать минут Стригунков влетел в кабинет.

— Здравствуй, Михаил.

— Здравствуйте, Анатолий Васильевич.

— Как живешь?

— Хорошо живу, Анатолий Васильевич.

— Садись, Миша.

— Сел, Анатолий Васильевич.

Два дня назад Стригунков с помпой вернулся из Харькова, выбил ящик кристаллов сернистого натрия, обошел в беге с препятствиями всех домогателей.

— Пьешь, Михаил?

— Побойтесь бога, Анатолий Васильевич. Разве шампанское — это напиток? Что-то среднее между молоком и керосином.

А ведь когда-то, вспоминал директор, этот сидящий против него гурман взбалтывал клей БФ, добывая спирт на опохмеление.

О Стригункове директору много чего нашептал Баянников. Предки Стригункова по мужской линии прислуживали в «Славянском базаре», по женской — отирались у скупочных магазинов, вертелись на толкучках. Выше старшего официанта и участкового никто в роду не поднялся, предки, быть может, нарочно хирели умом, чтоб всю неиспользованную мощь передать выродку в их племени. Дождались — родился крикливый мальчик. В четыре года писал и читал (в семье — ни одного грамотного), за что ни возьмется — освоит немедленно.