Даниэль Глаттауэр - Потому что

На четвертом письме с красными пятнами я осознал свое бессилие. Послание подстерегло меня исподтишка. Томас, мой несчастный защитник, вручил его мне, словно квитанцию, которую я должен был подписать, чтобы не нарушить порядка в его канцелярии. Томас выглядел таким несчастным, что я подмахнул бы ради него любую бумажку. Он проиграл этот процесс. Я выиграл его во имя высшей справедливости, о которой прокурор понятия не имел. До триумфа мне оставалось просидеть в зале суда всего несколько часов. А потом еще несколько дней в камере предварительного заключения.

— Это передал тебе охранник, — сказал Эрльт.

Увидев красные пятна, я немедленно смял письмо, однако успел заметить буквы «К. Л.», выведенные на конверте черными чернилами. Мой мозг словно прошибло током. Совпадение? Вероятно. Конечно, что же еще? Я сделал вид, будто успокоился. Расправив бумажку, убедился, что это инициалы отправителя. Под ними стояла приписка: «Ян, нам известно все».

Я вскочил, намереваясь выбежать из зала. Мне нужно было собраться с мыслями, чтобы не впасть в панику. Однако охранники снова толкнули меня в кресло.

— Уже началось, — произнес тот, который верил в появление снега в этом году.

Оказывается, он мог говорить.

«Мы знаем все», — бормотал я. Никто не реагировал, не ужасался. Прекрасный блеф! Отличная шутка! Кто-то издевался надо мной, и я не хотел портить ему игру. Я рассмеялся, словно разговаривал с невидимым собеседником. Сейчас меня развеселило мое робкое второе «я». Первое «я», участвовавшее в процессе, ничто уже не страшило. Все кончено. На лбу выступили капельки пота. Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь. Никто не знал об этом. Буквы «К. Л». — просто совпадение. Меня не интересует содержание письма.

Слово предоставили экспертам. Первым делал доклад специалист по баллистике и огнестрельному оружию. Он смотрел на меня дружелюбно. Для него убийцы являлись прежде всего хорошими стрелками, а потом уже плохими людьми.

— В середину правого желудочка! — восхищенно воскликнул он. — Смерть наступила мгновенно.

Последнюю фразу он произнес таким уважительным и радостным тоном, словно смерть совершила какое-то большое благодеяние.

Насколько вероятно вращательное движение пистолета на момент выстрела?

— Не исключено, — ответил эксперт.

На стене появилась собственноручно начерченная им диаграмма с несколькими баллистическими кривыми, возле каждой из которых стояла цифра со знаком процента — ее вероятность.

Видимо, подобные расчеты являлись для него скорее хобби, чем профессиональной обязанностью. Может, он занимался ими, пока его жена косила траву на участке перед домом или выносила пустые пивные бутылки.

— Когда ты, наконец, начнешь убирать за собой посуду, Карл! — кричала она.

А он отвечал ей:

— Разве ты не видишь, что я работаю, Хильда!

Итак, пока она, проклиная его, гремела бутылками, он вычерчивал свои баллистические кривые. И теперь имел право на этот доклад хотя бы потому, что они стоили ему немалых усилий. Собственно, эксперта не слушали. После моего признания никто не верил в неудавшееся самоубийство.

— Но ведь тот, кто сделал прицельный выстрел со столь короткого расстояния, заведомо рассчитывал на смерть своей жертвы? — спросила судья.

— Разумеется, — кивнул эксперт.

Он повесил еще парочку таблиц с расчетами и диаграммами, не оставившими у присяжных сомнений в том, что они имеют дело не с какими-нибудь там «телесными повреждениями, повлекшими за собой смертельный исход», а с убийством.

Во время выступления профессора Бенедикта Райтхофера, представлявшего психиатрическую и психологическую экспертизу, я снова отвлекся от происходящего в зале. Вспомнил Алекс и наши вылазки в горы. Мы оба сбились с дороги. Она остановилась где-то на полпути и собственноручно положила конец своим блужданиям. Я же ползал теперь по дну пропасти, в которую свалился. Сейчас, когда туман над моей головой рассеялся, я увидел, в какую ловушку угодил. Дух мой сломлен, и руки связаны, однако я пока жив. Еще несколько дней — и я останусь здесь навсегда, без всякой надежды когда-либо выбраться. Мне хотелось попросить у нее прощения, почувствовать ее руку в моей. Мне было стыдно, что я оставил ее. Но для двоих моя камера слишком тесна.

Райтхофер придал еще больше достоинства своему и без того солидному голосу и заговорил громче. Очевидно, он перешел к самой важной части своего выступления. Я узнал, что «в общем и целом» показатели моего интеллекта выше среднего. Я полностью владею своими умственными способностями. С психиатрической точки зрения я практически здоров и «не обнаруживаю никаких психических патологий, но лишь незначительное перевозбуждение». Он хвалил меня за «совершенно нормальный уровень потенциала конфликтности, в подобных случаях практически не встречающийся».