Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста

— Анархия — мать порядка, — снова подколол Док.

— Нет, — не поддаваясь на провокации, спокойно ответил профессор. — Анархии в этом случае не наступает, потому что свободные люди добровольно — подчеркиваю это — принимают на себя некоторые обязательства. Скажем, платить деньги на содержание удобных им центральных структур — достаточно прозрачных и переизбираемых структур, заметим, — ходить оборонять это свое образование от внешних врагов, решать проблемы с другими членами сообщества в рамках определенных алгоритмов.

— Ты считаешь эту модель более верной? — спросил Стас. Он, оказывается, вовсе не злился, а вполне академично оценивал аргументы оппонента. А то, что он будет оппонентом либералу Береславскому, я ни на миг не сомневался.

— Нет, — неожиданно для меня ответил Береславский.

А вот это уже действительно странно.

— Верная модель — только та, которая адекватно отображает реальность, — пояснил он. — Там, на Западе, эта модель действительно в основном верна. Но на Востоке она бы с треском провалилась, вздумай ее тупо, как коммунизм, начать воплощать в жизнь. Мы ведь, как всегда, посередине. И как только с середины сбиваемся, оказываемся в… — Он посмотрел на Смагину и так и не сказал, где же мы оказываемся. Потом продолжил: — Кстати, когда те же французы сбиваются к муравейнику — а это всегда у них происходит при социалистах: кормление всех подряд, деньги поровну, все равны, да здравствуют эмигранты и т. д., — у них тоже происходит коллапс. Потому что муравейник — не их модель.

— Чего-то не заметил коллапс во Франции, — не удержался я.

— Погоди еще, заметишь. Если социалистов не отодвинут. Так что на самом деле действительно все несложно. Просто любая модель управления должна соответствовать параметрам управляемого объекта. Например, у нашей вполне демократично избранной власти нет ни привычки быть прозрачной, ни привычки отчитываться перед гражданами. Зато есть манера сидеть прочно и оставаться надолго. Отсюда такое неистовое воровство и коррупция.

— Так мы-то в итоге кто? — снова спросил Стас.

— Мы, несомненно, муравейник, — растолковал ему профессор. — Но не как Восток. Потому что в среднем мы не вполне муравьи. А значит, мы должны понемножку пестовать свободных граждан. Но не так наотмашь, как в 90-е. Потому что мы — не Запад.

— А сейчас что с нами происходит? — решила уточнить Танечка. Любит она полную ясность во всем. И это мне в ней нравится.

— Типа — «усиления властной вертикали»? — спросил Береславский.

Мне даже интересно стало — неужели поддержит?

И ведь поддержал! Хотя не полностью.

— Когда уходили от «лишней» на тот момент свободы — было оправданно. Вообще неуправляемая ядерная держава — это уже опасность вселенского масштаба.

Ну а сегодня — это повторение прошлого. Остановиться-то сложно, хочется уж всех конкурентов додавить.

А вот как последнего додавят, тогда снова — в задницу, — на этот раз он произнес это слово. — Но уже не так глубоко и не так надолго, — напоследок утешил собравшихся профессор Береславский.

Что ж, не утопически, но достаточно оптимистично.

А мы тем временем порядочно отъехали от Хабаровска. Начинались мои родные места.

Дорога была неплохой — военные, которых тут немерено было, всегда поддерживали ее в отменном порядке.

Иногда — вот как сейчас — на прямых кусках трасса вдруг резко расширялась. Это остатки мышления времен тотальных войн: такие широкие и прямые отрезки должны были стать временными аэродромами, если постоянные разбомбят.

Сколько здесь закопано денег, подозреваю, никто не знает. Закопано бездумно и бесполезно.

— А что о нашем движении скажете? — усмехнулся Стас. — Для меня-то царь — не просто должность.

— Понимаю, — согласился Ефим. — Хотя и не разделяю вашей точки зрения.

— А как же вы с Андреем нашим сдружились? — засмеялся Стас. — Он-то не столь толерантен, как я. И придушить может.

— Я считаю Андрея умным и порядочным человеком. Даже не принимая его главных идей. И он, возможно, так же думает про меня. Вот и сдружились, — спокойно объяснил Береславский. — Да и нет проблем в том, что мы мыслим по-разному. У нас главное желание общее: чтоб страна, в которой мы живем, крепла и развивалась. И чтоб параллельно ее граждане жили лучше и веселее. А то в нашей истории, как правило, эти два процесса не совпадали. Танков становилось больше, а еды и свободы — меньше. Или наоборот.

— А что говорит Андрей о свободе в вашем понимании? — не унимался Стас.