Джулия Тот - Гном

За первую неделю Сережа узнал столько подростков со всего мира и нового о нем, что не давал приехавшим к нему в первую субботу родителям вставить слово, рассказывая, как хорошо жить, общаться с людьми, не думая о своем росте как о беде, настигшей его на всю жизнь, как он ждет приезда своего соседа по комнате и как он благодарен им за то, что оказался здесь. От этого Глеб и Полина, наконец почувствовали себя так, словно выплатили сыну долг, лежащий на них ошибкой его рождения с этим неожиданно ворвавшимся и испортившим все пороком. Они уехали, а Сережа, оставшись в комнате, смотрел на кровать напротив, пытаясь представить человека, с которым он будет вместе долгие часы и дни и годы.

Он быстро шел по коридору, пытаясь найти класс, в котором занятий у них еще не было, когда, неожиданно для коридора этого колледжа, кто-то обратился к нему по-русски, взяв за плечо и останавливая:

— Слушай, гном, ты ключницу не видел? — Сережа с удивлением повернулся и поднял голову, уже собираясь ответить зло на такое обращение, но, увидев очень высокого, даже по сравнению со студентами нормального роста, улыбающегося так искренне-дружелюбно подростка, Сережа невольно захохотал:

— Ты, наверное, мой сосед по комнате — я тебя не видел на прошлой неделе, и по-русски говоришь.

Веселый — удивленно, но все также с улыбкой, посмотрел на Сережу и протянул руку:

— Тебе, гном, с такой логикой в заведении этом делать нечего. Меня зовут Дима Штурман, — он пожал протянутую Сережей руку и уже в ответ на радостное: «Сергей Матвеев», — совершенно искренне ответил:

— Приятно познакомиться, сосед. Я видел, ты торопился, дай мне ключ, я вещи отнесу и найду тебя, чтобы вернуть.

Сережа, протягивая ключ, улыбаясь, думал, что жизнь — очень странная: как могла она свести их в одном колледже, да еще в одной комнате — его, карлика, и невероятно высокого Диму. И что почему-то ему совсем не обидно, что тот называет его гномом.

Сережа видел Диму в учебном здании, целый день окруженного одноклассниками и студентами из других классов, болтающего и смеющегося со всеми подряд, и очень удивился, когда, вернувшись в комнату, застал соседа там:

— Привет, а ты что здесь сидишь, настроение потерял? — Сережа улыбаясь, сел на кровать, напротив Димы.

— Нет, не потерял. С тобой будем знакомиться? Кто первый?

Сергей нахмурил брови, пытаясь понять вопрос, но все же переспросил:

— Что — первый?

— Рассказывать о себе кто первым будет — ты или я? — при этом он уже рылся в оставшейся не распакованной сумке и, выудив оттуда огромную шоколадку «Тоблерон», распечатал ее, разломал на невероятное количество кусков и, только положив ее на стоявшую между кроватями тумбочку, уставился вопросительно на Сережу.

— Ладно, давай ты первый, — Сережа ответил, не понимая, какая разница, кто начнет, просто потому, что не хотел заставлять Диму ждать.

Они проболтали о своих не таких длинных — Диме было шестнадцать — жизнях до поздней ночи, съев все сладкие запасы, и уже лежа в постели, Дима поднявшись на локте спросил:

— Слушай, гном, только не обижайся, я спросить хотел — а почему ты такой маленький? У тебя лицо же не карлика, они же, знаешь, курносые такие, чудные, неуклюжие. А у тебя — плечи широченные и ходишь ты нормально, — он смотрел на Сережу не весело, а серьезно и ждал ответа, и Сергей, подумавший сначала отшутиться, решил сказать Диме правду. Выслушав Сережу, опираясь на локоть и не пошевелившись, пока тот не закончил, Дима откинулся на подушку, и только через несколько минут, решивший, что друг заснул, Сережа услышал его голос:

— Не могу понять, как ты пережил вообще это, и живешь с этим… Я бы не смог, скажи мне кто-нибудь, ну, конечно, когда я поменьше ростом был, что я таким останусь.

— Дим, а вот скажи мне, — Сережа миллион раз хотел задать этот вопрос и родителям и всем людям, с которыми встречался за эти два последних года, но решился на это только сейчас, зная, что новый друг не будет переводить тему на другую, не будет врать, а просто попытается ответить, — у тебя рост аж сто девяносто шесть — в твои шестнадцать. То есть, расти ты еще будешь, и никто на тебя пальцем не показывает, хоть ты Эйфелевой башней светишься и в коридорах и на улицах. Все считают, что это хорошо. И никому в голову не приходит подумать, что из-за того, что ты — длинный такой, ты никогда не найдешь работу. Ну, конечно, только если двери маленькие будут — не возьмут. Девушки тоже тебя обожают, хоть им и лестницу за собой таскать придется. Но никто никогда не смотрел и не будет смотреть на тебя как на больного калеку. А если кто-то как я — с нормальным лицом и телом, но маленького роста, то вся жизнь для меня просто закрыта? — он замолчал, испугавшись вдруг, что Дима заснул, а ему очень хотелось услышать, наконец, хоть какой-то ответ на мучивший его эти два года вопрос.