Энн Энрайт - Забытый вальс

Всякий раз, когда я взглядывала на ее отца, я видела, как он флиртует с какой-нибудь дамой. Флирт его казался невинным, потому что Шон невысок. Когда он подавался вперед, заигрывая с женщиной или заводя разговор посерьезнее с ее мужем, это казалось дружеской шалостью. Но он делал это непрерывно, вот на что я обратила внимание. Обнимал каждую собеседницу за талию, согревал своим теплом.

Не может быть, чтобы я ревновала. При таких обстоятельствах — это ведь было бы глупо?

Да и законная жена вроде ничего не имела против.

Мы с ней снова столкнулись в прихожей, когда Фиона собралась домой и поднялась организационная суета.

— Ой, только ты не убегай!

Она коснулась моей руки. Можно было подумать, что она — так сразу верного слова и не подобрать, — что она привязалась ко мне. Как будто я, сама того не зная, пробуждала в ней тоску узнавания и надежду.

— Шон может потом тебя проводить. Проводишь, Шон?

— А, что? — Он стоял в гостиной спиной к нам.

— Проводишь сестру Фионы?

— Что?

— Не беспокойся, — сказала я. — Я уже сказала Фионе, что поеду в город с Фиахром.

Фиахр и его пухлый цветочек никуда не торопились. Для них это последняя вечеринка, они бы, дай им волю, и пижамы с собой прихватили. Женушка уже прикорнула разок на диване, проснулась и хотела еще.

С порога я помахала сестре и зятю и, глядя, как они растворяются в проселочной темноте, пожалела, что осталась. Я смотрела им вслед, пока они не дошли до ворот: Фиона, миниатюрная рядом с массивным Шэем, ухватила его за руку. Я же повернулась к Эйлин и заявила:

— Эти манго в шоколаде следовало бы запретить законом!

Я отошла к Шону и Фиахру, стоявшим над спящей Далией.

— Первый год — о сексе забудь, — бурчал Фиахр в свой бокал. — Ведь так говорят?

— Что такое? — спросила я и присела на спинку дивана рядом с Шоном, оглянувшись через плечо.

— А, перестань, — сказал Шон. — Вы сами себе удивитесь.

Перед нами крепко спала женщина, а младенец в ее чреве — что он там делал? Улыбался, сосал палец, прислушивался и лучше всех нас знал, что к чему? — а тем временем на спинке дивана ладонь Шона соприкоснулась с моей ладонью — лишь краем, ребром. Я почувствовала изгиб его ладони, толстую складку плоти на костяшке. Эта частица Шона оказалась неожиданно горячей. Больше ничего не было. Он не двигался, не двигалась и я.

Но стоит начать — и как остановиться? Вроде бы несложный вопрос, но ответа я не знаю по сей день. Мы что-то начали и не могли закончить, не завершив. Остановиться нельзя, можно только прийти к финалу. Эта женщина, которая угощалась манго в черном шоколаде и присматривалась к вишневому бисквиту, и владелец жилого комплекса в Болгарии с тремя болгарскими бассейнами (два в саду и один на крыше), и публика, пившая на посошок, а потом еще чуток в последний раз, и я — моя рука краешком, суставом касается руки Шона в его собственном доме, и все мы пьяны, само собой, и я не более властна всё остановить, чем младенец Фиахра — задержаться еще на пару лет в утробе. И пренебречь этим было так же легко, как, почуяв в конце пути запах соленой воды, развернуться и поехать обратно, не убедившись, что там и правда море, а не какая-нибудь лужа.

Наши отражения мерцали и перекатывались в старом, со сколами, стекле четырех высоких окон, и вот она, вся прелесть ушедшего Рождества, и как будто все уже было и ничего не будет больше. Мы любили и умерли, не оставив и следа. Все, что нужно было, — все, чего ждал, замерев, целый мир: воплотиться.

Как только Фиона ушла, я ринулась в кухню, стрельнув у кого-то сигарету. Шон возился там с бутылкой красного.

— Это что? — спросил он.

— Выход здесь?

— Перестань, — сказал он.

Я глянула на сигарету, буркнула: «Да ради бога», открыла кран и насквозь промочила сигарету. Затем принялась открывать шкафчики под раковиной, дверцу за дверцей, пока не отыскала личное, домашнее, собственное помойное ведро Шона Валлели. Выбросила, выпрямилась и поглядела на хозяина.

— Ого! — сказала я. — Классная у тебя мебель. Из чего, из дуба?

— В этом роде, — ответил он.

И я отправилась обратно в массовку.

Наступал тот час, когда все размякают и сокрушаются о том, что пора уходить, но так и не уходят: у кого сумка потерялась, у кого такси не прибыло. Затерянный час несбывшихся планов, и в этот час вне времени, пока Эйлин искала в гостиной сброшенные Далией туфли, я поцеловала Шона — или он поцеловал меня — в комнате наверху.

Во всем виноват Фиахр. Никогда, сколько помню, Фиахр не покидал вечеринку по доброй воле. Трезвый или пьяный, он из тех ребят, кого приходится волочить задом наперед по жизни. Я вызвалась принести им плащи, чтоб хоть немного ускорить процесс, и на середине лестницы услышала, как Шон поднимается за мной: «Я схожу». Гуськом мы пересекли площадку, и я так и не обернулась ни разу, пока не вошла в комнату au pair .