Михаил Вершовский - А другого глобуса у вас нет?..

Причем до полной иногда бессовестности у него это доходило. Как вот когда отец последнего персидского шаха, в Южной Африке будучи, вдруг помер внезапно. И тело его обратно в родной Иран для похорон пышных переправляли, а пересадка – ну, или перекладка, все-таки о теле речь – по вынужденным техническим причинам должна была в Египте состояться. Ну и пока тело своего самолета на Тегеран дожидалось, Фарук прямо из гроба внаглую стянул дорогую церемониальную саблю, да еще, не удержавшись, и пару медалей тяпнул.

А потом и из карманов приноровился тянуть – да так ловко, что даже видавшие виды профессионалы дивились. Опять-таки на друзьях да министрах тренируясь.

Этим непростым мастерством овладев, обчистил он прямо у себя во дворце на приеме не кого-нибудь, а премьера Великобритании сэра Уинстона Черчилля (которому, как мы с вами знаем, и самому палец в рот класть не стоило). Обедали они, значит, торжественно, народу за столом невпроворот, а тут Черчиллю что-то приспичило на часы глянуть. Они у него были знаменитые, еще кому-то из его предков королевой Анной подаренные. Ну, он пальцем толстым в кармашек – ан часов-то и нету. Шум поднялся неимоверный. Черчилль, от бренди и гнева раскрасневшись, в сторону монарха уже очень косо стал поглядывать, тем паче что разведке британской воровские повадки Его Величества были ведомы – а, стало быть, известны и самому пострадавшему сэру Уинстону.

Тут, конечно, и Фарук смекнул, что дело совсем погано начинает выглядеть. С видом самым решительным из-за стола поднялся и из залы обеденной вышел. А через какой-то там десяток минут возвернулся торжественно – с часами черчиллевскими в руках. Вот, сказал, как оперативно дворцовая наша полиция работает. Изловили негодяя, часы при нем должным образом обнаружив. Пришлось Черчиллю – хоть и видел он, какими белыми да толстенными нитками вся эта история шита – еще ворюгу и благодарить.

Так что догадаться несложно, что, когда Насер с прочими офицерами монарха под зад коленом из Египта попер, вряд ли так уж много народу о том горевало – что в Каире, что в далеком туманном Лондоне.

Вот и получается, что представители всех абсолютно сфер жизни человеческой в воровские да разбойные ряды вливаются. Атлеты и инвалиды, детишки и старушки, принцы и нищие. И если с принцами (королями, банкирами и прочими шишками) все-таки определенные психологические тайны имеются, то с нищими – или, мягче формулируя, малоимущими – сложностей особых пожалуй что и нет.

Очень хорошо в этом плане ситуацию объяснил Джеймс Кимбол в заключительном своем слове на суде в 1994 году. Пожилой этот человек жизнь прожил пеструю, познав и невеликие взлеты, и крутые падения – то есть, в сумме более или менее ровную, серую и придонную жизнь прожил. Пока – уже в возрасте семидесяти одного года – не сдвинул шляпу набекрень да и не пошел в банк с соответствующим огнестрельным оружием ближнего поражения. И банк этот – в городе Хатчисон, штат Канзас – самым натуральным образом взял.

А с награбленным уже не стал ни на какое дно ложиться, поскольку и так там считай что всю жизнь провел, а принялся развлекаться бурно и широко – ну, знаете, как оно бывает: шампанское, девочки, омары, креветки.

Может, и в силу этого – но поймали его довольно быстро. Через три месяца всего. Быстро поймали, быстро судили – быстро и срок впаяли. Двенадцать с половиной лет.

Дали, конечно, после объявления приговора и слово последнее сказать. Тогда-то и поднялся Джеймс Кимбол, взгляд мечтательный куда-то вдаль устремил – сквозь стены помещения судейского, на какую-то ему одному видимую и ведомую волю – и сказал: «Что бы со мной ни делали, сколько бы ни держали меня в тюрьме – даже если мне там доведется и умереть – никто, ничто и никогда не сможет отнять у меня тех моих трех месяцев ЖИЗНИ».

И лично у меня дополнительных вопросов к обвиняемому не возникает.

Но хватит нам, пожалуй, социологией развлекаться (тем более, по этой части и остепененных олухов как собак нерезанных, так что ж еще нам-то с вами ряды множить). И так уже все выяснили – кто там в преступность падает, по какой такой причине, и все такое прочее. Подойдем к вопросу впрямую и без экивоков. Уже без поиска всяких там внутренних мотивов – а чисто с интересом к профессиональной стороне популярной этой активности. Потому что на этот счет у прочего – неуголовного – населения немалое число легенд существует.

Первая – и до чего же несправедливая – такая тут легенда, что у народу воровского да разбойного не жизнь, а прямо сплошная малина какая-то. Здесь, как я уже сказал, и ошибка, и вопиющая несправедливость. Это у политиков, как мы с вами детально выяснили, не жизнь, а малина. А у вора – откуда ж такой сладости да ароматности взяться? И я тут не только о том, что тому же политику закон – слуга и мальчик на побегушках в смысле постоянного «чего изволите», а бедолаге-вору тот же самый закон – как волкодав, что так и норовит в шею вцепиться.