Михаил Вершовский - А другого глобуса у вас нет?..

В этом разрезе может нам быть интересна история короля Канута, правившего Англией в ХI веке. Власть, как и полагается, ударила ему в голову со страшной силой смеси пива с водкой – отчего король и решился на следующий логический шаг.

Выступил этот Канут со всей свитой своих приближенных к берегу моря, куда вслед за ним выволокли и королевский трон. А усевшись на троне, Канут обратился к морской стихии, заявив буквально следующее: «Ты тоже из числа моих подданных, из коих никто не смеет противиться моим приказам безнаказанно. Итак, я повелеваю тебе не наступать на землю и даже прикосновением не замочить ни обуви, ни мантии твоего господина».

Прилив, конечно, тем временем наступал вовсю, поскольку ему было глубоко наплевать на напыщенную речь монарха. А когда вода дошла королю до колен, у него достало ума быстренько пропрыгать к берегу, где он, покачав грустно головой, промолвил: «Пусть же всем ведомо будет, сколь тщетна и бессмысленна власть королей, ибо никто из них не достоин сего титула, но лишь Он, царящий на небесех и на земли, вечным приказам которого подчиняются и моря».

Летописец свидетельствует, что «после этого Канут ни разу не надел свою золотую корону, но повелел повесить ее над распятием Христовым в его тронном зале».

Поучительность этой истории, на мой взгляд, заключается не в мегаломании, одолевшей короля Канута – она-то как раз типична до банальности – но именно во внезапном осознании им того страшного факта, что не все могут короли. И еще более – в последовавшем за этим приступе смирения. Вот это уже в обычную схему не вписывается никак. Так что пометим в памяти как исключение. Которое – ну и так далее.

Потому что, с другой стороны, возьмем хоть древний гордый Рим. Уж на что, казалось бы, колыбель европейских законодательств и гражданских кодексов, парламентских учреждений и стоической философии – а все равно, ежели там индивид до власти докарабкивался, то такое с ним головокружение от успехов затевалось, что и по сей день вспомянуть страшно бывает. Страшно – но, пожалуй, что и нужно. А поскольку начать с кого-то все-таки приходится – так отчего бы и не с Калигулы?

Римский народ восторженным ревом приветствовал вступление Калигулы на царство. Циник может здесь увидеть лишь еще одно доказательство теории, утверждающей, что коллективный интеллект толпы всегда равен наинизшему умственному уровню элементов, данную толпу составляющих. В оправдание населения Рима следует, однако, сказать, что правление предшественника Калигулы – и его родного дяди – Тиберия было на редкость неприятным. Что сказано довольно мягко.

Тиберий– то чудовищем вроде и не родился. Так, во всяком случае, современные ему хроники утверждают. Но в принцах подзасиделся до редеющих седых волос, а когда отчим, божественный Август, отправился, наконец, на Олимп, Тиберию для какой бы то ни было постепенности времени почти что и не оставалось. Так что процесс происходил весьма стремительно. Ну, еще говорят, какая-то там любовная драма прежних юных лет наслоилась, но так или иначе, а проявил себя новый император как законченный негодяй и садист.

Пользовал он и девушек, и замужних женщин, и мальчиков. Некую матрону по имени Маллония взял силой – но божественному императору этого, конечно, было мало. Требовалась любовь – а вот слова признания упрямая Маллония наотрез отказывалась произносить. Тиберий быстрехонько обвинил ее в государственной измене, но на суде поинтересовался: не передумала ли она, не пробудилась ли в недрах ее существа пылкая и непритворная любовь? На что Маллония, в груди которой билось на редкость достойное человеческое сердце, в лицо обозвала его «волосатым и вонючим стариком с похабной пастью». И заколола себя кинжалом.

Понятно, что от таких происшествий – а тут ведь еще и возраст – стала сбоить и потенция. Подогревал ее император в особых постельных комнатах, где свезенные отовсюду юноши и девушки, как пишет Светоний, «наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть».

Которая к удовольствию владыки иногда и оживала. Как произошло во время одной храмовой церемонии, когда Тиберий так распалился при виде мальчика, несшего кадильницу, что сразу же после обряда оттащил его в сторону и изнасиловал. Войдя при этом в такой раж, что точно также обошелся и с братом паренька, находившимся рядом.

(Неблагодарные подростки, однако, монарху праздник испортили. Они принялись попрекать друг друга позором, рыдать в голос – это в храме-то! – и все такое прочее. За что разгневанный Тиберий их и наказал, приказав перебить голени.)