Активно жил. Ярко. Отличаясь не только передовыми взглядами, но и религиозным рвением. Тоже, впрочем, не без реформаторства…
Будучи жрецом сирийского бога Гелиогабала (откуда и собственное имечко произошло), император завел в Риме массу посвященных ему храмов и алтарей, где начал совершать человеческие жертвоприношения, от которых Рим уже много веков как начисто отвык. Отбирались для этого мальчики из тех, что покрасивее да познатнее. Но был и еще критерий: они не должны были быть сиротами. Родители обязаны были присутствовать тут же, чтобы монарх-новатор мог от души насладиться их эмоциональным состоянием. Что он с большим удовольствием и делал.
И, как если бы все это не было достаточным кощунством, выкатил Гелиогабал и буквальный кукиш небесам, для такого передового деяния отступив на разок даже от собственной, как ныне говорят, сексуальной ориентации. То бишь, следуя примеру Нерона, изнасиловал деву-весталку. Опять-таки нимало не прячась. И что? Ни тебе небеса не разверзлись, ни народ римский за косы да топоры не похватался, а так себе и продолжал зубами под одеялами стучать. Под урчание голодных желудков.
А желудки урчали и в Риме, и в провинции. И в армии, что Гелиогабала на своих щитах к трону протащила. Да и как было не урчать, когда казна не резиновая, а Зопики и прочие гиганты полового фронта под халявное золотишко изрядное количество сундуков припасли – да ведь еще и самому монарху на достойные его титула развлечения что-то нужно было наскребать. К тому же Гелиогабал к протоколу титулярному относился очень даже всерьез и суррогатов не терпел. Ни разу не опозорив себя тем, что хотя бы дважды показался в одной и той же одежде или обуви. Малую нужду справлял в ониксовые сосуды, а уж большую – так только в золотые горшки, как оно Ильичу, основателю пролетарского государства, и мечталось. (Анальное мышление руководителям народных масс вообще почему-то свойственно, и чем передовее вождь, тем оно, мышление, и анальнее – что в случае Гелиогабала подчеркнуто, как вы понимаете, с особой силой).
А какие выезды царственные были – с упряжками то оленей, то слонов, а то даже и львов с тиграми. А обеды! Все ложа и столы лепестками розовыми усыпаны… Царское ложе – особо: выстелено пухом куропатки. И тем только пухом, что у птички под крылышками растет, исключительной такой нежности пух. И меню: страусы, запеченные целиком, на гарнир – бобы с янтарем да рис с жемчугом… Жемчугом же, кстати, вместо перца посыпались рыбы и трюфеля. В общем, тотальный эстетизм в цветах, красках и запахах (никак вспомнить не могу – который это из гашековских героев фразу бессмертную произнес насчет того, что «все эстеты – педерасты»?). А уж более банальное съестное – так то все домашней животине шло. Собак кормили гусиной печенкой, коней – гроздьями редкого винограда, у львов да пантер фазаны с попугаями на зубах похрустывали. Так вот в том дворце и ужинали скромно – под злобное урчание пустого народного желудка.
И со временем не только что армия, но и преторианцы (это дворцовую-то гвардию на голодном пайке держать!) взвыли. Крик, конечно, пошел. Да не нашими ли, дескать, руками? Да не с нашей ли колесницы у стен Палатина к народу он речь держал? И почему, дескать, пидорам все, а нам ни шиша?
Ну, порешили, конечно. Труп протащили под радостные вопли толпы (опять-таки синусоида в действии) по римским улицам, раз-другой окунули в клоаку, после чего, как положено, в речку и швырнули. В Тибр.
И вот все-таки справедливо говорят, что человек, дескать, предполагает, а Бог располагает. Предсказывали как-то жрецы сирийские Гелиогабалу насильственную смерть. Что его, похоже, не особо расстроило – но эстетическое чувство и здесь требовало выхода. Гелиогабал жаждал смерти роскошной и даже драгоценной, почему заранее и приготовил кучу всяких положенных инструментов для потенциальных убийц: шелковые веревки, украшенные золотом мечи, яды в драгоценных флаконах. Даже – на случай, если его из окна вдруг выкинуть захотят – выстелил внизу золотые плиты с драгоценными камнями, на которых его бездыханное тело смотрелось бы особенно гармонично. И что? Да ничего. Перерезали глотку обычным ржавым ножом, а потом макнули в сортир – и вниз по реке.
Но и вправду, хватит уже нам по Риму колбаситься. И сценография не меняющаяся осточертевает, и пьеса, похоже, все та же разыгрывается, с отдельными разве что вариациями. Кроме того, душа ведь время от времени героизма жаждет, чтобы людей – «делать жизнь с кого» – в глубинах истории обнаружить. Образец, так сказать, для…
Читать дальше