И не в одной, конечно, Америке тут дело. Она, эта догма, любой самый даже законопослушный народ до ручки в этом плане довольно-таки быстро доводит.
Уж на что, казалось бы, финны. А и там, как выяснилось, в условиях катастрофического либерального прилива тоже те еще фрукты появляться стали. Как два братца в Хельсинки. Ну, там, конечно, масштаб не нью-йоркский, но все же обзавелись они на двоих аж девятью десятками судебных приговоров на предмет все той же за рулем пьянки. Старшего шестьдесят раз на тумбочку ставили, а младшего, соответственно, только тридцать. Прав у них, конечно, никаких давно уж не было – так что вся проблема в том лишь была, когда они в следующий раз нажрутся, чтобы им тут же тумбочку и готовить.
И я так думаю, что поначалу-то им должно было быть страшно. Ну, все-таки – права изъяли, а потом и та же тумбочка пошла, мантии судейские, молоток. Но, думаю, где-то к десятому или пусть даже пятнадцатому разу попривыкли, уяснив, что ни хрена с ними никто не сделает. Потому что делать не собирается.
Так что, видится мне, в профессии либерального социолога очень уж своеобразные мозги иметь нужно. Чтобы раз за разом, в одном и том же месте, фэйсом об тот же самый тейбл хряпаться.
Хотя справедливости ради заметить надо, что и под бдительным оком охраны да полиции настоящий закоренелый призванию своему ни за что не изменит – на то оно и призвание (и слово это как возможный базис для нашей с вами теории стоило бы и пометить). На то, опять же, и он закоренелый. Как справедливо заметил Эл Гор, вице-президент той большой и могучей страны, «зебра не может сменить своих пятен». Лучше, по-моему, и не скажешь. (Умеют они, политики, вот эдак-то – быка за жабры.)
Ну, тут не о Горе, понятно, речь – несмотря даже на то, что он и сам из закоренелых в доску. (Которые если и сидят – то совсем не на зоне, а на местах значительно более теплых.) А вот вам просто пара примеров для пояснения тезиса.
Сидел себе – в заведении, конечно – некий Уолтер Хэнкинс в штате Кентукки. И, видимо, хорошо сидел, дисциплинированно, потому что перевели его на гораздо более вольготную и либеральную программу трудового участия зэков в жизни гражданского в целом общества. Прикрепили Хэнкинса к городскому парковому хозяйству в городе Эшланд, вручили торжественно грабли – и дыши себе в трудовом процессе почти что и вольным воздухом.
И очень такой его работой все были довольны – и начальство парковое, и полиция, по программе этой за ним присматривавшая. Прямо-таки любовно к работе своей этот Хэнкинс относился. Любовно же вырастив двадцать один куст сочной и ядреной марихуаны – в том же самом вверенном его попечению городском парке. В… ста метрах от полицейского участка, где очарованные им служители порядка и располагались.
Или вот в Дании возникшая совсем недавно ситуация. Они там куда еще раньше прочих, Штаты даже включая (поперед, то есть, батьки в пекло), в тотальную либерализацию сиганули. С соответствующими, как вы понимаете, тюрьмами, которые иному датчанину, может, и тюрьма – а нашему человеку просто-таки дом отдыха незабвенных доперестроечных времен, только еще лучше.
Но тем не менее. Сидел в Копенгагене некий тридцатилетний домушник в либеральной их тюрьме – и задыхался. Не от того, что душа к свободе рвалась как та птица к полету, но от того, что – как упоминавшаяся выше догма и проповедует – возможности самореализации оказывались существенно ограниченными.
Ну и – пошел себе, значит, дома потрошить. Как? Да так, пешком. Решеточки были совсем уж жидкие, так что он их без особого труда пораздвигал. За окошком уже и того проще было, потому что ни стены тебе, ни проволоки колючей, ни часовых с автоматами. Так, заборчик невысокий деревянный – для красоты.
И вот он, значит, один-другой дом там выпотрошит, и тем же путем назад, в камеру. Так вот и реализовывался по полной программе, пока ему календарь отсиженное засчитывал. Потом, конечно, прихватили на такой активности, когда уж совсем обнаглел да чуть не по нескольку раз на дню на волю работать шастал. И в камере добра нашли на сорок тысяч крон (оно чуть более шести тысяч долларов получается).
Вот вам и ответ на вопрос «чего душа жаждет». В смысле, свободы или все-таки столь дорогой либеральному сердцу самореализации. Ведь мог же датчанин этот сто раз на свободу уйти. Мог – да не стал.
Да и на кой ляд уходить-то? Телевидение кабельное, библиотеки, курсы всякие академические, спортзалы, бассейны, биллиард… Иной и специально накуролесил бы чего, чтобы, не дай Бог, из такого рая не поперли.
Читать дальше