Анна Йоргенсдоттер - Шоколадный папа

Андреа знает, что Каспер живет в соседней комнате. Ей неизвестно, почему он оказался здесь. Вот была бы у нее хорошая музыка, чтобы дать ему послушать… Какая-нибудь необычная музыка, чтобы он понял, до чего Андреа особенная.

Итак, добро пожаловать в Сто шестое отделение, Каспер-петрушка! Андреа позирует перед зеркалом, висящим над раковиной у кровати. Выпархивает в коридор — видеоинструкция для Каспера: здесь рядком сидят Депрессивные и смотрят вечерние передачи с перерывами на ужин, разговор с врачом, встречу с куратором, прогулку и ну-ка-затеем-уборку . Швабра шмыгает между ногами пациентов и ножками стульев, которые довольно сложно отличить друг от друга, хотя у Маниакалов ноги-пружины и кое-кто из них в ярко-розовом трико изображает инструктора по аэробике прямо перед экраном, где идет «Доктор Куин», а Депрессивные мрачнеют, но ничего не говорят и просто уходят. Большинство пациентов сидят в курилке — наверное, и ты, Каспер. Есть Финка, которая никого не режет, кроме самой себя; она бегает по коридору и бранится, клянчит еще одну сигаретку, зажигалку, доброе слово. Бояться тут нечего, Каспер, на самом-то деле. Крикунов держат здесь пару ночей, не больше, потом отправляют дальше, ну и вообще можно просто держаться от них в стороне. Господин Гитлер заглядывал недавно, но на этот раз идея у него была попроще: убить семь миллионов мух. А одна тетка, мирно сидевшая перед телевизором с блаженной улыбочкой, вдруг попыталась задушить Андреа, как только персонал скрылся из поля зрения.

Андреа здесь с сентября, а сейчас уже ноябрь, и если бы не эта чертова еда, можно было бы жить припеваючи. Тут есть Грустная Эйра, она добрая и все время спит. Анита — лучшая из всего персонала, а Морган толстый и веселый. Приходится довольно много говорить: что думаешь, как себя чувствуешь, и какие сны, и про еду, и про таблетки, но это не трудно, если задают вопросы. Анита и Морган — контактные лица Андреа. Им она должна сообщать, если ей плохо. Они и сейчас должны понять, что ей, Андреа, плохо, что ей, наверное, нужен внеочередной разговор или, скажем, прогулка в умеренном темпе. «Надеюсь, ты не бегаешь во время прогулок, Андреа?» — «Нет, что вы, ни в коем случае». И это правда. Она просто очень быстро ходит. У нее прекрасно получается быстро ходить и растягивать рот наподобие улыбки, и еще у нее хорошо выходит « мне уже намного лучше ». Андреа должна отдыхать после еды — и она отдыхает, нехотя, потому что иногда, стоит ей лечь на кровать, как жир прямо-таки растекается, свешивается через край, и она чуть ли не падает на пол — тяжелющая! Так что не позвать ей никого, не пожаловаться, и вообще у них скорее всего нет на нее времени. Да и что она скажет? Однажды она написала записку работнику, который кого-то подменял, когда ни Аниты, ни Моргана не было на месте. Она долго подкрадывалась к нему с жутким сердцебиением, в штанах на подтяжках, вцепившись в своего Лукового Медвежонка, с комком в горле. « Мне ужасно плохо, мне очень нужно, чтобы меня кто-нибудь обнял ». Так она написала на бумажке, которую протянула ему с замиранием сердца. В этот момент ей было около трех лет, объясняла потом Эва-Бритт, волшебница-психотерапевт. «Это называется регресс», — говорила она. А тогда тот работник прочитал, покраснел и удалился со словами: «Наверное, тебе лучше дождаться кого-нибудь из постоянных сотрудников».

Видеоинструкция для Каспера — столько всего нужно рассказать, но Андреа лежит и стекает с матраса, да никак не стечет. Тащится к выходу.

Каспер выходит на обед в обвисшей серо-коричневой кофте. Весь он какой-то обвисший. Андреа отрезала свою светло-каштановую косу, покрасила волосы в рыжий цвет и больше ни за что не наденет казенную одежду. Ее одежда — бирюзовая, зеленая, желтая, и джинсы ее, недавно еще сидевшие как влитые, теперь приятно полощутся на ветру во время прогулок. Она видит лицо Каспера. Он сидит за одним столом с ней. Сначала он спросил, можно ли присесть, и она кивнула, хотя на самом деле хотела закричать как чокнутая: «Нет! Ни за что!» Но вот он сидит, у него странные желтые волосы. Андреа звенит бусами, и ей, кроме всего прочего, тошно оттого, что теперь надо как-то по-особенному прихорашиваться — потому что он здесь.

— Каспер играет на скрипке, — хвастается Жутко Стройная и придвигается к Касперу — или Андреа просто показалось?

— А я пишу стихи, — парирует Андреа, и Каспер переключает внимание на нее. Жутко Стройная тут же тускнеет и исчезает. Андреа не хочется звать ее обратно: Жутко Стройная — одна из тех, кто загоняет страхи в подсознание, не понимая, что может умереть. Андреа, наверное, понимает. «Твое сердце бьется так слабо, что еда для тебя — вопрос жизни и смерти», — сказала главный врач Биргитта, и тогда Андреа начала есть. «У тебя такой вид, будто ты вот-вот развалишься на части», — сказала однажды Эйра и заплакала. Каспер говорит мало. Вот теперь, например: