Бернард Вербер - Танатонавты

"Вот, о монахи, святая Правда о том, как подавить боль:

Уничтожение стремлений путем полного разрушения желания, запрета желания, отказа и освобождения от желания, недопущения желания.

Вот, о монахи, святая Правда о дороге, ведущей к подавлению боли. Это священная дорога с восемью ответвлениями, которые называются чистая вера, чистая воля, чистый язык, чистое действие, чистые средства к существованию, чистое прилежание, чистые воспоминания, чистая медитация".

Я отшатнулся и попытался стать совсем незаметным.

Моя эктоплазма застыла в изумлении. Из пальцев перестала хлестать кровь.

Под маской скелета был скелет. Другая голова смерти. Женщина в атласном платье скинула с себя одну маску, чтобы показать еще одну, потом еще и еще… Их она сбросила уже, наверное, с сотню, этих совершенно одинаковых образов смерти.

Смерть — это вот что. Смерть — это смерть, которая есть смерть, которая есть смерть, и ничего кроме смерти.

Это существо, или вещь, вновь приняла титанические формы. Ее ноги превратились в щупальца, чьих пленником я тут же оказался. Я сражался изо всех сил. Как же хорошо я понимал теперь ужас Брессона!

— Теперь ты пожалеешь, что попал сюда! — закричал скелет, вновь заливаясь скрипучим смехом.

Он опять превратился в женщину с маской и я увидел, как тление охватывает ее руки, как распадается покрытая мокрой плесенью плоть. Пальцы проскочили сквозь мое эктоплазменное лицо, стремясь выдавить глаза.

Внезапно предо мной стоял паук, облаченный в белый атлас.

Чтобы избавиться от него, я телепатически попытался применить магические формулы. Vade retro Satanas . Не помогло. На ум пришло заклинание страха из «Дюн» Герберта. Я начал читать вслух: «Я не знаю страха. Страх — это маленькая смерть, ведущая к полному уничтожению. Я смотрю в лицо своему страху. Я позволяю ему пройти через меня. И когда он пройдет меня насквозь, я оберну свой внутренний взор ему вслед. И там не будет ничего. Нет ничего, кроме меня самого».

Я закрыл глаза и мысленно повторил каждую фразу.

Смех прекратился и женщина в белом взорвалась пузырями света.

Одно яркое пятно осталось. Это тот самый центральный свет, что показывает нам дорогу. На его фоне я вижу тени своих друзей. Я присоединяюсь к ним. Каждый сражается с монстром. Со своим личным чудовищем.

Фредди подтвердил: мы прошли за Мох 1. А Роза по-прежнему далеко впереди.

После первой коматозной стены цвет поменялся. Голубизна уступила место фиолетовому коридору, затем коричневому. Черные отражения. Оттенки Ада?

Мы замедлили свой путь, облепленные пузырями воспоминаний, словно градинами необычной бури.

Коридор извивался, превращаясь в своего рода пружину. Я все мчался и мчался к свету смерти, пытаясь не обращать внимания на ее укусы. Что за ощущение силы и мощи! Едва только прошло двадцать минут, как я покинул свое тело, как уже оказался на расстоянии сотен световых лет от него.

Никакого чувства потери, еще меньше — сожаления. Словно я просто оставил свои заржавленные доспехи. Я-то думал, что они меня защищают, а оказывается, они сдавливали мою душу, мое дыхание, мой разум.

На эти доспехи я принимал удары, убежденный, что мои ранения оставляют на них всего лишь неглубокие царапины. Какая ошибка! Все задевало мои чувствительные стенки. Все удары моего существования, я переживал их заново, один за другим. Парадоксально, но полученные мною удары оставили следов меньше, чем раны, которые я нанес другим. Моя душа была словно дерево, на котором перочинным ножиком вырезали слова и воспоминания.

Все происходило очень быстро. Я пережил свое рождение, вот мать меня заставляет есть кашу, вот я вновь боюсь высоты, когда отец развлекается тем, что подкидывает меня в воздух, вот мои первые прыщики и вызванный ими стыд, вот я попал под машину, гибель заключенных Флери-Мерожи, первое самоубийство Феликса, улюлюкающая толпа во Дворце Конгресса, оскорбительные письма, угрозы и мое вечное чувство вины. «Убийца! Душегуб!» — бросают мне в лицо люди, чьи имена я позабыл. «Убийца, убийца, убийца, убийца», — твердит внутренний голос. «Ты убил сто двадцать три невинных». «Сожалею, Мишель, но вы, честное слово, совершенно не мой тип». Недобрые воспоминания переплетаются со старыми кошмарами.

По сравнению со всем этим я бы предпочел еще раз встретится с женщиной в белом атласном платье. Что ж, тем хуже для меня, придется с максимальной честностью взглянуть в лицо собственному прошлому.