П. Ёлкин - Тридцать пять родинок

Ну а потом пошла физика — звукосниматель там, кнопки разные — и музыка — колки и струны, тут я уже Лёхе был плохим помощником, и мы разбежались, хотя, честно говоря, я уже задумал сделать себе чуть ли не с десяток разных гитар, но трезво понимал, что при моих знаниях по физике это пока невозможно, так что я развлекался, рисуя в тетради силуэты дек, все звездатее и звездатее, все вычурнее и вычурнее…

А потом закончился учебный год, у нас началась практика; на самом деле, пока младшие школьники подметали школьную территорию и сажали кусты, мы забесплатно отмывали школу — терли окна, стены, ступени и вот, наконец, как-то добрались до актового зала. Его как раз готовили для выпускного, все ряды стульев сдвинули куда-то вбок, и нам надо было очистить образовавшуюся на полу помойку.

Ну, ясен пень, прежде чем начать работу, мы с ребятами полезли на сцену, чтобы там, спрятавшись за занавесом, сначала перекурить. А там, за занавесом, мы обнаружили — мы даже глазам своим не поверили — всю аппаратуру нашего школьного ансамбля, установленную и подключенную, уже готовую к выпускному.

Если бы я не провел с Лёхой почти две недели, если бы он не показывал мне все аккорды, правда без струн, если бы участники ансамбля не уходили из школы после выпускного, оставляя школу без ансамбля, у меня не хватило бы наглости даже подойти к инструментам.

А так у меня в голове крутились гениальные замыслы по изготовлению гитар, я чувствовал себя почти музыкантом и очень живо представил себе, как я сейчас возьму гитару и сразу заиграю не хуже самого Пола Маккартни, и потом все сразу скажут, мол, вот он, руководитель нашего нового ансамбля, набирай коллектив, Посланчик, и давай отжигай.

И поэтому я не мог удержаться и взял в руки бас-гитару.

Есть мелодии, которые знают все, — это, например, собачий вальс, или великий канкан, или туш, или марш Мендельсона. То есть, если начать играть любую из этих мелодий, даже немилосердно фальшивя, народ все равно поймет, что именно ты играешь.

Есть еще одна мелодия, которую знают все, — это «Дым над водой» Deep Purple. Та-та-та… Та-та-та-да, та-та-та-та-да…

Аккорды этой песни знает каждый парень, хоть когда-нибудь бравший в руки гитару. И я заиграл именно ее.

Даже на выключенной гитаре эта песня все равно получилась так, что мои одноклассники узнали, что я играю.

Заразившись моей наглостью и увидев, что не боги горшки-то обжигают, кто-то плюхнулся на стул за барабанами, кто-то похватал остальные две гитары, кто-то включил усилок, и мы начали во всю мощь колонок валять дурака. Если бы мы старались играть всерьез, у нас, естественно, получилась бы какая-нибудь ерунда, за которую нам потом было бы стыдно, но мы дурачились, поэтому просто тащились от того, что получалось.

Еще кто-то из ребят потянул за веревку, занавес раскрылся, и мы увидели наших девчонок, остолбенело столпившихся у сцены.

Наши девчонки, которые на нас и смотрели-то только скривив нос, сейчас таращились с восхищением. То ли оттого, что мы такие отчаянно храбрые, то ли оттого, что они впервые увидели в нас не сопливых мальчишек, — они смотрели на нас совсем другими глазами.

И вот тогда нас понесло окончательно. Тот драйв, который из нас попер, раскачал бы даже поклонников Sex Pistols. Мы рубили по струнам так, что в кровь стесали пальцы, мы орали и выли так, что потом долго не могли разговаривать. Что там получалось на выходе, я не знаю, потому что слышал только свой голос, но, наверное, получалось что-то очень громкое, потому что через несколько минут в зал вбежала наш завуч, которая как раз в этот момент вела экзамен по химии. Но, даже увидев ее, мы не могли остановиться, так нас несло. Кончилось все только тогда, когда завуч добежала до сцены и выдернула шнур тройника из розетки.

Ну а дальше была фигня — нас вытащили к директору и там, в присутствии исторички, которая была у нас секретарем парторганизации, директор долго рассказывал про то, что есть такие «панки», которые как раз и играют такую музыку, что это чуждое нам течение, идеологически вредное, отвлекающее молодежь в капиталистических странах от борьбы за свои права. А мы все это время, довольные, переглядывались: ну конечно, вот мы кто теперь, мы панки! Осталось теперь только упросить директора, чтобы именно нам доверили школьные инструменты, а дальше мы пойдем на курсы и научимся играть о-го-го как!

Но ансамблем нам стать не удалось — перепуганная тем, что она услышала, завуч добилась того, чтобы школа вернула инструменты нашим шефам, типа лучше уж вообще без ансамбля, чем такой позор.