Георгий Горин - Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)

— Материализация! — воскликнул Федяшев и, вскочив, нервно стал расхаживать по кабинету. — Это называется «материализация чувственных идей». Я читал об этих таинствах… О Боже!

— Да что ж ты так разволновался, друг мой?! — забеспокоилась тетушка. — Тебе нельзя вставать!

— Тетушка, дорогая! — радостно закричал Федяшев. — Ведь я думал о нем, о Калиостро. Собирался писать в Париж… А он тут, в России…

— Мало сказать, в России, — заметил изрядно захмелевший доктор. — Он в тридцати верстах отсюда. Карета сломалась, а кузнец в бегах. Вот граф и сидит в гостинице, клопов кормит…

— Клопов?! — закричал Федяшев. — Великий человек! Магистр!.. И клопов?!

— Та они ж, сударь, разве разбирают, кто магистр, кто нет, — усмехнулся доктор. — Однако куда вы?

Федяшев не ответил. Стремглав он сбежал по лестнице, выскочил во двор и закричал:

— Степан! Коня!

Изумленная тетушка из окна увидела, как Федяшев верхом проскакал по дороге и скрылся в пелене начавшегося дождя.

— Ну, доктор, вы — волшебник! — ахнула тетушка. — Слово, и ушла ипохондрия…

— Она не ушла. Она где-то здесь еще витает… — вздохнул доктор и снова налил. — Она заразная, стерва… хуже чумы! Он оперся подбородком о кулак и вдруг тоскливо запел:

закончил куплет романса Маргадон. Он сидел в гостиничном номере, наигрывая на гитаре.

Напротив сидел Жакоб с отрешенным видом, изредка доставая табачок из табакерки и втягивая его поочередно то левой, то правой ноздрей.

Из-за двери, выходящей в соседнюю комнату, доносились приглушенные голоса — мужской и женский.

— Тоска! — вздохнул Маргадон, отшвырнув гитару. — Жуткий город. Девок нет, в карты никто не играет. В трактире украл серебряную ложечку, никто даже и не заметил. Посчитали, что ее и не было!

— Чем же вы недовольны, сэр? — спросил Жакоб.

— Я оскорблен, — гордо сказал Маргадон. — Я не могу обманывать людей, которые не способны оценить мое искусство. А здесь люди доверчивы как дети. Варварская страна! Меня тянет на родину, Жакоб.

— А где ваша родина, сэр?

— Не знаю… Говорят, я родился на корабле. А куда он плыл и откуда, никто не помнит… А где вы родились, Жакоб?

— Я вообще еще не родился, сэр! — печально сказал Жакоб. — Мне предстоит цепь рождений, в результате чего я явлюсь миру принцем Уэльским… Но это будет не скоро. Через пару сотен лет… Так мне предрек мистер Калиостро. Поэтому нынешнее существование для меня не имеет значения.

— А для меня имеет! Потому что в будущем я стану котом.

— Кем?

— Котом… И даже не сиамским, а обыкновенным… беспородным. Так что меня ждут грязные помойки и благосклонность бродячих кошек.

— Небогатая перспектива, сэр! — сочувственно вздохнул Жакоб.

— Да уж… Поэтому в этой жизни мне дорог каждый час… И я не понимаю, чего мы здесь сидим, в этом убогом городишке?!

— Мы ждем Лоренцу, сэр.

— Плевать ему на Лоренцу! И плевать ему на нас! — зло зашипел Маргадон, действительно приобретая кошачьи черты. — Ему важно охмурить эту русскую мадемуазель!! Старый развратник хочет чистой любви…

— Что ж здесь плохого, сэр?

— Тигр не должен быть вегетарианцем! — воскликнул Маргадон. — Мошенник не должен быть добродетельным. Знаете ли, Жакоб, однажды я нашел на улице кошелек с сотней золотых. Так я чуть с ума не сошел, пока не разыскал хозяина и не вернул ему деньги…

— Зачем?

— Чтобы потом украсть! Мне не нужны благодеяния. Деньги надо зарабатывать честным трудом!

В соседней комнате Калиостро расхаживал перед сидевшей в кресле Марией. Лицо Марии было испуганно. Калиостро протянул к ней руку, Мария сжалась, напряглась…

— Мне трудно, сударыня, — строго сказал Калиостро и отдернул руку. Затем он подошел к белоснежной розе, стоявшей в вазочке и коснулся ее рукой.

Белоснежная роза стала наливаться красным цветом. Мария задрожала от страха.

— Мне трудно, сударыня! — устало повторил Калиостро. — Разве вы не хотите помочь страждущему?

— Я думаю о папеньке… Думаю, — испуганно заверила Мария.

— Это я должен думать о вашем папеньке. А вы думайте обо мне! — резко произнес Калиостро — И, по возможности, без неприязни…

— Ах, что вы говорите! — залепетала Мария. — Какая неприязнь? Я вам так благодарна за старания. Да я… Ей-богу…