Георгий Горин - Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)

— Здравствуйте, фрау Марта, — торжественно произнес Рамкопф. — Вы принесли ходатайство о помиловании?

— Принесла, — Марта протянула бумагу.

— Зачитайте! — зазывно и бодро предложил Рамкопф. Дирижер эффектным жестом добился задушевного пианиссимо.

Герцог удовлетворенно переглянулся с советниками и кивком головы одобрил бургомистра.

Из-за дальней колонны выглянул Мюнхгаузен, готовясь к выходу в сопровождении эскорта гвардейцев.

— …И я, Марта Миллер, прошу вас помиловать моего ненормального мужа, — отрешенно закончила Марта. — Ваше величество, я припадаю к вашим стопам. Сего тысяча семьсот семьдесят девятого года, мая тридцать… тридцать… — Она перевела взгляд на Рамкопфа и шепотом попросила: — Разрешите хоть поставить другой день.

— Ни в коем случае, — затряс головой Рамкопф.

— Тридцать второго мая! — объявила Марта. Раздались дружные аплодисменты.

Рамкопф подал Марте руку и отвел ее за руку.

— Фрау Марта, бесподобно, — тихо шепнул он.

— Но вы обещаете, что с ним ничего не случится? — быстро спросила Марта.

Рамкопф с укоризной развел руками.

— Я же объяснил. Сырой порох. Он вывалится из ствола и шлепнется здесь же при всех под общий хохот.

Они обернулись на барабанную дробь. Мюнхгаузен уже стоял перед судейской ложей без камзола, в белой рубашке, со связанными руками.

— Подсудимый, — торжественно зачитывал судья, — объявляю вам решение ганноверского суда: «В целях установления вашей личности и во избежание судебной ошибки суд предлагает вам повторить при свидетелях известный подвиг барона Мюнхгаузена — полететь на Луну». Предупреждаю вас: вы имеете право отказаться.

— Нет, я согласен, — твердо сказал Мюнхгаузен. К нему приблизился пастор:

— Не хотите исповедаться?

— Нет! Я это делал всю жизнь, но мне никто не верил. Рамкопф взглянул в свои записи и не нашел этой реплики.

— Прошу вас, облегчите свою душу, — громко и торжественно предложил пастор.

— Это случилось само собой, пастор! — Мюнхгаузен медленно оглядел собравшихся. — У меня был друг — он меня предал, у меня была любимая — она отреклась. Я улетаю налегке…

— А вот это уже зря, — недовольно поморщился герцог. — Это, по-моему, лишнее. Ни к чему… Грубо.

— Да, да, — поспешно кивнул бургомистр, — я просил этого не говорить. Но с ним договориться невозможно…

— Зачем ты согласилась играть эту комедию, Марта? — грустно спросил Мюнхгаузен.

Дирижер, искусно варьируя нюансами оркестрового звучания, попытался слиться с произносимым текстом.

— Я это сделала ради нашей любви, — тихо произнесла Марта, приблизившись к Мюнхгаузену.

— Я перестал в нее верить, — печально улыбнулся он и посмотрел вокруг. — Помнишь, когда мы были у Архимеда, он сказал: «Любовь — это теорема, которую надо каждый день доказывать»!

— А почему не слышно? Я не понимаю, о чем они там говорят? — Герцог с недовольным видом обернулся к бургомистру.

Бургомистр заглянул в листочек.

— Подсудимый благодарит городские власти и одновременно как бы шутит со своей возлюбленной.

— Хорошо, — кивнул герцог. — Особенно жабо и передняя выточка. Ему очень к лицу.

Мюнхгаузен подошел к пушке и обернулся:

— Скажи мне что-нибудь на прощанье! Марта попятилась от него:

— Что?

— Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты…

— Я буду ждать тебя. — Она говорила с трудом и продолжала отступать. Губы ее пересохли. Дыхание участилось. Рамкопф с беспокойством вглядывался в ее лицо.

— Нет-нет, не то… — Мюнхгаузен в отчаянии ударил кулаком по стволу пушки.

— Я очень люблю тебя! — Марта отошла в противоположный конец огражденного пространства.

Дирижер с удивлением обернулся. Оркестр прекратил играть.

— Карл… я…

Рамкопф делал ей отчаянные знаки.

— Не то! — гневно крикнул Мюнхгаузен.

— Я… — Марта попыталась что-то сказать и вдруг закричала что есть силы: — Карл! Они положили сырой порох!

Наступила мертвая тишина.

И вдруг трое музыкантов, отделившись от свободного оркестра, заиграли наивную тему их старого шутливо-томного танца.

Мюнхгаузен ощутил себя счастливым человеком:

— Спасибо, Марта!

— Мерзавка! Убийца! — закричала баронесса, вскочив со своего места.

Рамкопф бросился со всех ног к судье. Волнение охватило зрителей. Мюнхгаузен ликовал.

— Пусть завидуют! — И закричал еще громче: — У кого еще есть такая женщина? Томас, ты принес то, что я просил?

— Да, господин барон! — крикнул Томас с городской стены. — Вот этот сухой, проверенный!