Виктория Токарева - Старая собака

Радда не появлялась. Адам забеспокоился и пошёл домой. Дома её тоже не было. Он снова спустился вниз и пошёл к автомату, надеясь, что Радда стоит там и ждёт.

Но возле автомата её не было.

Адам пошёл дворами, приглядываясь к собакам-одиночкам и собачьим компаниям. Вышел на площадь. Их дом стоял неподалёку от вокзала. Адам подумал вдруг, что её могли украсть приезжие и увезти на поезде. С тем, чтобы охотиться. Шотландские сеттеры — это лучшие охотничьи собаки и на птичьем рынке стоят сто рублей. Он пересёк площадь и пошёл к пригородным электричкам. Ходил вдоль поездов, толкаясь в толпе, и громко звал: "Радда!

Радда!" — и все на него оборачивались.

Потом он снова пересёк площадь, вернулся к автомату и стоял на меньше двух часов. Несколько раз он порывался уйти и уже уходил, но снова возвращался и стоял, как столб. Часы на вокзале показывали уже одиннадцать вечера.

Адам вошёл в будку, набрал номер Инны и сказал:

— У меня пропала собака.

— Тогда приезжай, — сказала Инна.

— Не могу.

— Почему?

— У меня пропала собака.

Они замолчали, и это молчание было исполнено взаимного непонимания. Адам подумал вдруг, что его колокольня, наверное, самая неудобная и прошита сквозняками, потому что никто не хочет лезть на неё вместе с ним.

Вадим проснулся среди ночи, будто кто-то тронул его за плечо. Он выбыл из сна и явственно понял: собаку украли. Кто-то поманил её, она пошла, потому что ещё ни разу за все свои шестнадцать лет не встречалась со злом и даже не представляла, что оно есть на свете. Вадим купил её недельным щенком, они со Светланой любили её как дочку. Радда питалась их добротой, любовью и не представляла, что есть другая пища. Они никогда не бросали Радду, никому не доверяли, и если кто-то один уезжал в отпуск или в командировку, то другой оставался с собакой. А сейчас она на нёсколько минут осталась на улице одна, и её украли. Её позвали, она пошла. Вадим представил себе, что будет, когда вор увидит, что она старая и почти слепая. Что он сделает с ней? Выгонит? Или убьёт? Хорошо, если убьёт. А если выгонит? Вадим представил себе свою собаку — слепую и больную, с хроническим заболеванием почек. Он делал ей уколы антибиотиков, и она сама подходила к нему и подставляла ногу под иглу. Вадим представил себе растерянность и недоумение Радды, если её будут бить. Именно недоумение, потому что она не знала, что это такое.

Вадим резко сел на постели. Он увидел, что Светлана тоже сидит.

— Как это могло случиться? — Она протянула к нему руки, плача, будто желая получить ответ прямо в ладошки.

— Как?

«Я вас предал — вот как, — подумал Вадим. — И её. И тебя».

— Может быть, завтра вернётся, — сказал он. — Просто заблудилась.

Ребёнок орал, надрывался, а семнадцатилетняя Пескарева преспокойно отправилась в туалет.

— О! Мамаша называется, — осудила Инна. — Ребёнок орёт, а ей хоть бы что…

— Не привыкла ещё, — сказала Ираида. — Сама ещё ребёнок. Ей в куклы играть.

На посту зазвонил телефон. Ираида сняла трубку, послушала и сказала:

— Тебя.

Инна взяла трубку и побледнела. Кровь отлила от головы, сердце забарахталось, не справляясь. Это был тот человек, которого она любила.

— Когда и где? — спросила Инна. Все остальные вопросы были лишними, тем более что её ждали грудные дети, которые имели право не ждать.

— Семь, — сказал он. — Телевизионная башня.

«Почему телевизионная башня?» — подумала Инна, отходя к орущему ребенку. А потом вспомнила, что он живёт возле ВДНХа, и значит, до телевизионной башни ему удобно добираться. А то что ей пилить через всю Москву, так это ни при чем. К тому же он передвигается на собственной машине, а она на общественном транспорте.

Инна взяла ребёнка на руки. Он был запеленат под грудку, а ручки свободны, и он поджал их, как зайчик. У него была послеродовая желтушка и чёрные волосики, и он походил на япончика. Подошла семнадцатилетняя Пёскарева, взяла своего япончика, достала полудетскую грудь. Ребёнок забеспокоился, дёрнул личиком вправо — промахнулся мимо соска, потом влево — опять промахнулся, и в третий раз попал точно, вцепился. Инна подумала: недолёт, перелёт, цель. Так же обстреливают с воздуха, и этот военный манёвр называется «вилка».

Япончик мощно тянул материнское молоко, постанывая от жадности. Инне вдруг стало пронзительно жаль этого ребёночка и его маленькую маму. Стало жаль всех на свете, и себя среди всех. Она поняла, что из встречи ничего путного не получится. Нечего и ходить.