Всеволод Кшесинский - Страсти по Вечному городу

— Нет, ну ты посмотри! — зашипела мне Лёка Ж. — Она хочет, чтобы я села за стол, заплатила вдвое больше, да еще и бегала на улицу курить!

Я напомнил Лёке Ж., что в Италии действительно нельзя курить в помещениях баров и ресторанов, и предложил сесть за столик на улице. Но Лёка Ж. твердо стояла на своем.

— Ни за что! Я буду есть за стойкой.

Барменша меня поддержала, пообещав синьорине, что нам обязательно принесут заказ.

Я отцепил Лёку Ж. вместе с чашкой капучино от стойки и вытащил на улицу. Столики, покрытые красной скатертью, на четверых каждый, занимали ровно половину ширины узкого тротуара. Я выбрал самый дальний, за окнами бара, чтобы привлекать поменьше внимания. И не зря. Держа марку, Лёка Ж. еще некоторое время упорно отказывалась садиться. Но после того, как я опустился на стул и спокойно пообещал ей, что никуда с ней больше не пойду, Лёка Ж. сдалась, плюхнулась на стул напротив и залпом выпила остывший капучино.

Вскоре нам принесли вино, оказавшееся настолько приятным, что его оценила даже Лёка Ж., которая вообще-то вина терпеть не может. Допускаю, что причиной тому Лёкино похмелье, но она порывалась выпить также мой бокал и заказать еще. Я вовремя защитил свое вино от посягательств и напомнил о необходимости экономить.

Официант принес нам оливковое масло в бутылочке и чиабатту в корзинке, плетенной из соломки.

Чиабатта — это хлеб практически домашнего приготовления, с хрустящей корочкой и крупными дырками в мякоти. Полив кусок чиабатты оливковым маслом и слегка подсолив, Лёка Ж. продегустировала и заключила, что, в принципе, могла бы питаться одним хлебом с оливковым маслом, ибо ничего вкуснее в своей жизни она еще не пробовала.

Однако ее ждал новый сюприз: официант принес огромную тарелку с антипасто. На тарелке лежали тонкие ломтики сыровяленой ветчины прошутто, несколько видов сыра, помидоры черри и различная зелень. К зелени Лёка Ж. равнодушна, а вот за все остальное она взялась с огромным энтузиазмом.

Дожевав последний ломтик прошутто, Лёка Ж. расслабленно откинулась на спинку стула и вяло поинтересовалась, где мы находимся. Я напомнил ей, что мы все еще на виа Мерулана и по-прежнему намереваемся, во всяком случае я намереваюсь, попасть в Колизей.

— Мерулана, — задумчиво повторила Лёка Ж., проигнорировав замечание про Колизей. — Где-то я уже слышала это название…

— Гарик вчера собирался нас провезти по Мерулане к Санта-Марии-Маджоре, — напомнил я.

— Нет-нет, что-то другое… А, вспомнила… Роман Карло Эмилио Гадды. Перевод М. Медведева… — Лёка Ж., желая декламировать, махнула рукой, задела бокал, он звонко упал на тарелку и разбился на крупные осколки. — Вот гадство, — заключила она.

— И как же называется роман? — поинтересовался я, как бы не заметив произошедшего.

— «Пренеприятнейшее происшествие на улице Мерулана», — ответила Лёка Ж., не сводя взгляда с осколков. По лицу ее было видно, что она размышляет, сколько придется заплатить за разбитый бокал. Поэтому Лёка Ж. на автомате стала цитировать: — «Глава первая. Все теперь называли его доном Чиччо. Он служил в оперативном отделе сыскной полиции, в подчинении у доктора Франческо Ингравалло, и вызывал жуткую зависть коллег: человек, занимавший самый низший чин, казалось, был вездесущим и легко распутывал самые сложные дела». Как думаешь, может, это спрятать? — вдруг спросила Лёка Ж., показывая глазами на останки бокала.

— Все равно заметят, — ответил я и поинтересовался: — У тебя что, фотографическая память?

— Да, — констатировала Лёка Ж. и вернулась к бокалу. — А я все-таки спрячу.

Она положила осколки на салфетку в корзинку из-под хлеба и прикрыла сверху той же салфеткой. Разумеется, тут же появился официант, который, обнаружив осколки в хлебной корзинке, укоризненно посмотрел на Лёку Ж.

— Иль конто, перфаворэ. — Это я попросил счет, отвлекая официанта.

Тот кивнул и удалился.

— Ну вот, молодец, — сказал я Лёке Ж. — теперь помимо разбитого бокала в счет включат и испорченную корзинку.

Вместо ответа Лёка Ж. продолжила цитировать роман Гадды:

— «Он был среднего роста, скорее округлый, чем коренастый, с густыми черными кудрями…»

Лёка Ж. прервалась и уставилась мне за спину. Я оглянулся и увидел официанта. Он нес нам счет.

— Может, сбежать, пока не поздно? — шепнула Лёка Ж.

— Поздно, — заверил я.

Официант оставил папку со счетом и ушел. Я достал из папки чек. В нем было ровно то, что мы съели и выпили — ни разбитого бокала, ни испорченной корзинки.