Аркадий Вайнер - Евангелие от Палача

– … и с Надюшкой у нас жизнь непростая… Как в книге, есть такой рассказ, его по телевизору не так давно показывали. «Ха-мелеон» называется… там тоже профессор взял на воспитание девушку с улицы… А она высоко пошла…

– Может, «Пигмалион»? – Может быть, и «Пигмалион». Наверное, «Пигмалион»…

– Тогда давай допьем, прекрасный ваятель, – сказал я. – Давай выпьем за нашу подругу Галатею Вертипорох и за тебя, великий профессор Хиггинс. – И вы вот обзываетесь, – грустно покачал головой Кенгуру. – А зря… Я обиды не заслуживаю… У меня жизнь несчастно сложилась… Моего отца расстреляли…

Враги народа… А иначе я не так бы жил… Сколько ж тебе годков, Цыбиков? – спросил я недоверчиво. – Тридцать два на тридцать третий… В нынешнем году – как Спасителю нашему сравняегся… – Ого-го! – подняла тяжелую головку наша нежная Галатея. – Пожил, мудило, однако. Я бы ему с легким сердцем дал пятьдесят. Или шестнадцать. У него не было возраста. Он не жил. Он был гомункул. Человеческий головастик. Головастик. Какое-то давнее, совсем забытое воспоминание ворохнулось во мне.

– А кем же ты стал бы, Цыбиков, кабы твоего папашку не кокнули враги народа?

– Я?! Да Господи!… Кем захотел бы! У меня папаша в органах служил… Замминистром он был… Я засмеялся: Кенгуру был не просто исполнитель текстов, – он был вдохновенный импровизатор.

– Замминистра Цыбиков? Что-то я не припоминаю такого, – заметил я.

– Почему Цыбиков? – обиделся Кенгуру – Цыбикова – мамаша моя была и меня так записала, чтобы спасти от мести врагов народа. Это у нее такая коспиранция велась. А фамилия моего папаши была Рюмин. Рюмин была ему фамилия… Рюмин.

Минька Рюмин была ему фамилия. ДЭ ПРОФУНДИС. ИЗ БЕЗДНЫ… Надо же, мать твою!!!

Как же я мог забыть, что она была Цыбикова! Веселая наглоглазая блондиночка, ловкая медсестричка из нашей поликлиники, со шлюховитым плавным ходом круглой жопки, вся изгибистая, будто на шарнирах, тонкая-тонкая, а из распаха хрустящего белого халатика всегда вытарчивали две молочные луны пудовых цыпуг. Ее где-то сыскал себе министр Абакумов, а когда, откушав, смахнул со стола, этот сладкий кусок бакланом подхватил Минька. И был с ней счастлив. И она к нему относилась неплохо, управляя им легко, но твердо, как велосипедом. Глупый, слепой Кенгуру! Может быть, твоим отцом был не замминисра Минька, несчастный малоумный временщик, сгоревший дочла за год, а сам неукротимый шеф всесоюзной безопасности генерал-полковник Виктор Семеныч. Может быть, твоя генеалогия из-за соблазнительных гениталиев твоей мамашки много выше и благороднее! Да что толку теперь обоих расстреляли враги народа.

Разъялась связь времен, как сказал бы поэт. Гражданин Кенгуру, дорогой товарищ Цыбиков, поклонитесь в ножки вашей хоббе, веселой вашей сожительнице, вашей ожившей на панели Галатее! Это она широким бреднем своего лихого промысла подобрала меня в гостиничном вестибюле и приволокла сюда на фургоне эпидемиологических спецперевозок. Она доставила к вам бывалого человека, беседу с которым вы цените, как родниковую воду. Пейте же прозрачную воду истекшего времени! Хлебайте горстями дистиллят испарившихся лет! Я, я, я – свидетельствую! Я был последним, видевшим твоих отцов – кто бы из них им ни оказался на самом деле при власти, при почете, на свободе.

Потому что так уж вышло, бедный Кенгуру, не заслуживший обид, так уж получилось – я арестовал их обоих. А расстреляли их потом, уже без меня, другие. Враги народа. Враги народа. Вот такие пироги, нелепый зверь с антиподов. С земель, времен, людей… ДЭ ПРОФУНДИС, ей-богу…

– Да не слушай ты его! – крикнула Надька. – Врет он все! Он же ведь чокнутый! Как напьется, так начнет дундеть про своего папашку, такого и не было никогда, министра какого-то или замминистра. Обыкновенный он подзаборник, босяк из детдома. Подкидыш…

– Надя, Надечка, что ж ты такое говоришь? – потерянно спросил Цыбиков. – Зачем же ты в душу плюешь? За что? За что обижаешь? На кой тебе меня последней радости лишать? Ну, пускай по-твоему – отца я не знаю, ладно! Но маму-то я хорошо помню… – Ой, Владик, устала я от тебя! Перестань ты мудить наконец! Генералы, министры – тоже мне, хрен с горы отыскался… Ну если это правда и пахана твоего ни за что шлепнули – иди в НКВД и требуй за него пенсию! Коли он у тебя был такой туз надутый, может, отсыпят тебе на убогость полсотенки в месяц?

– Надя, Надя… – прошептал Кенгуру, и глаза его вспухли слезой. – Надя, боюсь я, боюсь. Страшно мне очень – идти туда страшно…