Мария Донченко - Оранжевый туман

— Виталик его сжёг, — покачал головой Димка.

— Знаю. Сжёг оригинал. Вы мне можете не верить, но в данном случае мне нет смысла Вас обманывать — сжёг не из-за каких-то идеалистических соображений, а потому что они не договорились. По цене не договорились. Так что всё проще, хотя вряд ли Виталий Вам об этом скажет. Однако должна была остаться копия…

«Врёт, сука. Как пить дать, врёт. Как в прошлом году Любку разводил против Виталика, так сейчас разводит меня…»

— Насколько мне известно, Виталик сжёг единственный экземпляр.

— Очень жаль, если это так, — ответил Артюхин, — материалы, видимо, действительно представляли ценность, и досадно, если они утрачены по глупости. В любом случае, пускай этот разговор останется между нами. Впрочем, если Вам что-то будет известно — я всегда к Вашим услугам. Это шанс, шанс для Вашего друга, не стоит его упускать…

«Как же хорошо, что в такие моменты можно видеть, как падает снег за окном», — подумалось вдруг Димке.

— И последний вопрос, — неожиданно продолжил Артюхин, — как бы Вы отнеслись, если бы у Вас появилась возможность забыть о былых конфликтах и разногласиях и восстановиться в рядах Молодёжного Альянса? Радикальная, динамично растущая организация…

— Никак, — ответил Димка с резкой ноткой в голосе, — Плевал я на Маркина. С высокой колокольни.

«Крепко обиделся», — подумал Артюхин.

— Что ж, Дмитрий Дмитриевич, не смею более задерживать…

Артюхин отметил про себя, что Серёгин вызывает у него подсознательное раздражение, почти как Нецветов. Впрочем, это не имело значения.

Оставшись один, он раскрыл ноутбук и в сотый раз перечитал письмо в почтовом ящике. Его уважаемый лондонский друг писал, что, хотя сам занят сейчас другими, не менее важными делами, но найдёт возможность отблагодарить Артюхина в случае, если выяснится, что копия диссертации Георгия Нецветова всё-таки существует…

Выборы в Госдуму проходили холодным воскресным днём в самом начале зимы.

Димка Серёгин был наблюдателем на избирательном участке, его, как и Андрея, ждали напряжённые бессонные сутки.

В тот день Виталика вместе с остальными заключёнными вывели из камеры в тюремный коридор, где были установлены урны для голосования.

«Хоть какое-то развлечение», — подумал он, пробежав глазами бюллетень и поставив размашистую галочку в клетке напротив единственной партии, название которой содержало слово «коммунистическая», — «Ещё теперь президентские через три месяца…»

Но до президентских выборов в жизни Виталика произошло ещё одно событие.

Его неожиданно вызвали из камеры и провели через двор к следственным кабинетам.

Он ожидал увидеть следователя, но вместо него увидел миловидную девушку, предъявившую удостоверение нотариуса.

— Я пришла к Вам от Вашей невесты, Любови Никитичны, — произнесла она с улыбкой, протягивая ему бланк заявления о регистрации брака с гражданкой Измайловой.

Люба стояла на улице, под аркой, и ждала, пока ей вынесут заполненный дрожащей рукой Виталика бланк, с которым она поедет в ЗАГС, а потом, через несколько недель, снова поедет к следователю получать ещё одно разрешение… Если только к тому времени дело не передадут в суд.

По Новослободской улице шли прохожие, и таджики с широкими лопатами чистили от снега тротуар.

Через полтора месяца они стали мужем и женой.

Случилось это в том же следственном кабинете, в присутствии сотрудницы районного ЗАГСа и двух тюремных охранников. Поговорить им не дали, но разрешили Любе надеть на палец Виталику кольцо, которое она потом забрала с собой.

Всю церемонию, длившуюся почти десять минут, она крепко держала Виталика за руку, сжимая пальцы почти до хруста.

Люба вышла на лёгкий мороз в расстёгнутой куртке, с документами в руках, на истоптанный мокрый снег. На улице, прислонившись к своей машине, её ждал Димка с букетом роз.

А мимо проносились автомобили, и спешили по своим делам люди, не представляющие, какое это счастье — просто держаться за руки. Без стекла. Люди, не знающие, что такое счастье.

Потом был суд.

Следствие, включая ознакомление обвиняемого с делом, полностью уложилось в отведённые полгода.

Виталика обвиняли по статье средней тяжести, которая не предусматривала суда присяжных, а значит, не предусматривала и шанса на чудо, однажды уже случившееся в его жизни.

Суд был скор и сказать, что полностью неправеден — значило бы погрешить против истины, ведь Виталик действительно нарушил закон, в чём и признал свою вину, однако давать пояснения по делу не стал. Приговор был сухим, монотонным и полностью предсказуемым, в своей мотивировочной части слово в слово перепечатанным из обвинительного заключения, как будто мышкой выделили абзацы, а потом нажали «копировать» и «вставить».