В-третьих, любовь Гончаровой и Губанова испугала начальство. В любви они увидели ВЫЗОВ, и если до сих пор дремали, то вдруг проснулись, учуяв угрозу самому своему существованию. Начались нападки, обнаружились стукачи, пошли сплетни, Джони словно прозрел. Он не верил своим глазам и проклинал свою прежнюю наивность. Красота не то что не спасала мир — она губила его. Вот вам и Губанов с Гончаровой. Достоевский с Пушкиным. Зло оказалось во сто крат сильнее. Так что и вправду это был не просто служебный роман.
Митя знал об этом из Джониных записей, но не знал продолжения. Алексу предложили перейти на другую должность, он отказался и вскоре уволился. Алиса некоторое время держалась. Как и Жемайбук, она надеялась на здравый смысл, но ни о каком здравом смысле не могло быть и речи. Через год она ушла, уступив место Наташе Рёнэ. Гончарова, подобно жёнам декабристов, отправилась в ссылку. Это была солидарная ссылка. Вынужденное изгнание. В своём роде эмиграция, и Митя хотел узнать, что было дальше.
— Что было дальше? — спросил он у Элис в Живом Журнале.
— Ничего, — ответила она. — Мы поженились. В Сибири, знаете ли, скучно. Лёша плотничал, а я продавала колбасу на базаре. Летом ходили по грибы, а зимой топили избу и слушали Брамса по граммофону.
— Алиса — добрейшей души человек, — подключился Алекс, довольно тучный мужчина, краснощёкий и наполовину лысый. — Да она просто выходила меня, мать Тереза. Так бы и умер, не пожив.
Четырнадцать лет назад они и вправду были молодыми людьми. Жизнь у них только начиналась. Не получив высшего образования, Губанов много работал физически: сначала разнорабочим на стройке, затем дровосеком, водителем самосвала, а когда подвернулась возможность, устроился автомехаником на ремонтную базу. Алиса собирала мох, разводила скотину и плела на продажу макраме. Скопив немного денег, они перебрались в Китай, а там и в Японию, на Хоккайдо.
Тут-то и началась охота на овец.
Примерно через месяц им позвонили из русского посольства и пригласили на беседу. Никаких бесед, решил Алекс. Он и раньше отличался бесстрашием, а теперь и вовсе не собирался уступать. Они оставили Дзюнитаки и переехали в Кусиро. Затем в Мияко на Хонсю и наконец в Токио, где получили статус беженцев.
— Эти подонки охотятся и сегодня, — написала Элис. — Путинские прихвостни. Что ни день, они так и пасутся у нашего дома.
— Придут и стоят, — вставил Губанов. — То закурить попросят, то иену.
— А как там Джони? — оживилась Алиса.
— Джони в бегах, — ответил Митя. — Писал памфлеты на Россию, уехал из страны, печатался в «Ардис», а где теперь — никто и не знает.
В целом же Митя был доволен. Эти двое числились официальными беженцами. Через год-другой они получат японское гражданство, у них есть крыша над головой, работа и чашка ароматного кофе в «Старбаксе» (Starbucks) у станции метро «Сибуя».
К Рождеству Элис решилась позвонить, и они наконец-то поговорили вживую. Митя так и представлял её то в отеле «Дельфин», то у пастбища в Дзюнитаки. На самом деле она звонила из офиса за счёт компании, где занималась дизайном одежды. Закончив институт кройки и шитья в подмосковном Королёве, Элис только и мечтала о карьере дизайнера. Её модели пользовались успехом. Как специалист она была на хорошем счету и ждала повышения.
— Вы не поверите, Митя, — вдруг воскликнула Элис.
— Да что случилось?
— Здесь и вправду есть отель «Дельфин». Лёша писал для них программы.
— Алекс? — переспросил Захаров.
Около полугода назад Алекс устроился в Sony Pictures. Сначала разнорабочим, затем сторожем и электриком. Вскоре он починил им с десяток компьютеров, установив на каждый пиратское ПО, за что получил благодарность и был переведён в системные администраторы. Чуть позже, оценив его смекалку и усердие, руководство предложило Губанову должность программиста. Он успешно прошёл конкурс и теперь с недоумением оглядывался в своё прошлое дровосека.
Ну что тут скажешь? Митя лишь удивлялся — какой идиотской подчас выглядит судьба. С другой стороны, удивляться было и нечему: дистанция между профессиями надумана и лишь подтверждает всеобщий абсурд.
— Алекс, — ответила Гончарова.
Голос у неё вдруг ослаб и она погрустнела.
Митя дважды перечитывал «Охоту на овец» Мураками и теперь прекрасно понимал её состояние. Элис была набожной и никак не могла остаться равнодушной к скелетам в музее писателя. Скелеты в её представлении были потерянной любовью, а любовь — это Бог, возвращалась она к одному и тому же.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу