Константин Шеметов - Магазин потерянной любви

— Так что вы там привезли? — спросила Наташа.

Что он привёз? Да ничего особенного: письмо от Хьюлет в розовом конверте, несколько Джониных репродукций из галереи «Интерпола» и «Вывоз мусора» — последний Джонин рассказ, переплетённый в виде миниатюрной мусорной корзины. К рассказу прилагалась и иллюстрация. Митя с любовью распечатал её в формате 10×15 и вставил в самодельную рамку из сучьев орехового дерева с креплением для гвоздя.

— Рамка ручной работы, — сказал Митя и засмущался. Рамка была изготовлена в примитивистском стиле, но не умышленно, а как вышло. Вот Митя и зарделся краской. — Последние Джонины репродукции, — продолжал он. — Катя Мануилова отыскала их в Интернете. В настоящий момент Джони находится в розыске по подозрению в экстремизме, — Митя подхватил квадратик форели и поднёс его ко рту. — Вам нравится на Джерси?

Да, Рёнэ нравилось.

— Кто у них только не экстремист, — сказала она. — Спасибо за картину.

Впрочем, картину она уже видела и хорошо изучила её. Джони как-то прислал этот «Мусор» по электронной почте, а вот рассказ она не читала. Картина же содержала всевозможные продукты цивилизации, соединённые в единую композицию. Честно говоря, картина впечатляла. События в ней происходили одновременно на улице Гиляровского в Москве, на Грантчестерском лугу в Великобритании и, наконец, в космосе. На переднем плане были изображены две американские машины с автомобильной свалки, за ними помойка, фасад здания в Банном переулке и мёртвый узбек с метлой. В воздухе летала строительная пыль. Там же светилась радостью Вика Россохина в синем платье, валялась тележка из супермаркета и подпрыгивали от возбуждения счастливые покупатели у «Золотого Вавилона». Люди в ярких одеждах размахивали пакетами и вскидывали руки, словно в фашистском приветствии.

Как ни странно, там не было ни одного контейнера и ни одной мусорной корзины. Мусор будто уносило в космос. Предметы приподнимались над поверхностью земли и отправлялись в долгий полёт длиною в жизнь. Первое, что бросалось в глаза, — синее платье в белый горох. Вика стояла на капоте старого «бьюика» и, по всему видно, едва удерживалась там. Она отвела назад руки, выпрямилась, задрала голову и словно всем своим существом устремилась в небо. Платье у Вики просвечивало. Вместо трусов у неё был белый пояс с подвесками, а на ногах чёрные кроссовки «Адидас».

Нет, Наташа не читала Джониных записей, но он и не предлагал. Разве что много рассказывал всего. С выражением и будто играл по ролям. У Джони вообще был артистический талант, засмеялась Рёнэ, но он стеснялся его, что и понятно — Джони недолюбливал себя. Ему всегда, как он говорил, не везло со взаимностью. Все его любовные отношения заканчивались быстро, не успев и начаться. В этом всё дело.

Относительно картины. Наташа довольно часто смотрела её на компьютере, и всякий раз находила что-нибудь новое. К примеру, она не сразу разглядела там своего кролика. В реальности это был отчаявшийся и утративший всякую надежду, кролик. Рёнэ битый час фотографировала его в своем сарае, а тот не давался. «Не давался и не давался, — рассказывала она Мите, — и всё же дался». Наташа прислала фотографию Джони, и вот теперь кролик занял своё достойное место. Он находился в левой части картины посреди помойки, как раз под табличкой «Гиляровского, 76». Животное выглядело отвратительно. Кролик застыл и теперь смотрел на вас своими ненавистными глазами, будто презирал весь мир и вопрошал: «ЗАЧЕМ?»

Зачем, в самом деле? Кролик, выросший в неволе, годится лишь на еду. Вероятно, этим всё и объяснялось.

Доев салат из морепродуктов, Митя уставился в окно. Остров со скалистыми берегами и офшором всё больше походил на импрессионистскую живопись художника Моне. Моне и сам не знал, в чём тут дело. Он просто писал, что видел. Детали были размыты, но в целом картина представляла собой потерянный рай. Продай этот рай, думал Митя, и прибыли не избежать.

Ночь они провели за беседой в Наташином доме с видом на залив Сент-Обин. Это место особенно славилось рыбной ловлей. Здесь можно было словить и карпа, и лосося, и даже лососёвую акулу, если верить местным старожилам. История острова уходила в глубь веков — что ж тут удивляться? Но никто и не удивлялся. С историей шутки плохи. Мало ли что ловили нормандцы в средневековую смуту.

Весь следующий день Рёнэ водила его по острову. Они посетили гавань, Королевскую площадь и краеведческий музей. В гавани бились волны и стоял запах водорослей. Проплывающие по небу облака несли воду Атлантики. Впрочем, и Ла-Манш был частью Атлантики — вместе с её омарами, акульим плавником и устрицами. Мите вдруг захотелось устриц. Самых что ни на есть атлантических устриц со свежими овощами. Они по-быстрому осмотрели замок Елизаветы (1594) и поспешили на Виктория-роуд в паб с национальной кухней. Джерси как раз и славился своими устрицами и свежими овощами. Добавим к этому местный картофель. Рёнэ то и дело напоминала о нём, как будто этот картофель и был истинным её успокоением.