Никита Велиханов - Рандеву с йети

Постепенно, как только у них начались тренировки, выяснилось, что он действительно имеет отношение к каким-то спецслужбам, но отношение несколько, на взгляд Ирины, странное. На службу он не ходил. То есть время от времени он пропадал куда-то — на два часа, на двадцать часов, на двое суток. И, вернувшись, неизменно ложился спать. А потом вставал как ни в чем не бывало и продолжал заниматься с Ириной. Потому что занятия у них теперь шли постоянно и по совершенно потогонной системе. И даже перед тем как в очередной раз исчезнуть, он оставлял ей четкие и детальные указания: как, что и когда делать.

Он учил ее владеть собственным телом. Рукопашный бой, разные виды оружия — это все потом. Первое и главное — это владение собственным телом. Оружие — лишь продолжение тела, которое иногда может сделать больше, чем само тело. Но тогда, когда не можешь без него обойтись. Или когда тебе с ним по какой-то причине удобней. А сбивать человека с ног вовсе не обязательно, если он тебе мешает. Победить его можно, ни разу не тронув его даже пальцем. Хотя умение сбить противника с ног всегда должно быть при себе, потому что чем разнообразнее твои тактики, тем проще достигается цель.

К сентябрю Ирина понемногу начала становиться другим человеком. Собранным, уверенным в себе, знающим, чего он хочет. И в данный момент, и на более далекую перспективу. В сентябре же она опять отправилась в университет. Поначалу она собиралась было и эту страницу своей биографии перевернуть и забыть о ее существовании, но когда она сказала об этом Леснику, он только удивленно поднял на нее глаза. Главное — еще раз, для особо непонятливых — это голова. И ежедневная гимнастика для духа и мозга куда важней ежедневной гимнастики для мышц. «Кроме того, — и Лесник сделал многозначительную паузу, — мне нужен специалист по структурному анализу текстов. Любых текстов. На всех европейских языках. И, по возможности, не только европейских. Так что иди, девочка, иди и учись».

Ирина сдала экзамены за прошлую сессию. И сдала их очень хорошо. Лесник давал ей упражнения не только на гибкость суставов и на силу удара — но и на гибкость мышления, и на силу памяти. И те дисциплины, которые раньше давались ей, почти круглой отличнице, не то чтоб безо всякого труда, теперь щелкались как орешки.

В тот вечер, когда она пришла домой с радостным известием: все осталось позади, ее зачислили обратно, и даже назначили стипендию (как так вышло, она не поняла, но подозревала, что у Лесника были свои каналы воздействия на внутриуниверситетскую ситуацию) — в тот вечер Лесник позволил себе очередную небольшую роскошь. Было шампанское, настоящее шампанское из Шампани, был легкий ужин, были фрукты, и все это настолько не вязалось с привычным образом Лесника, что Ирина даже не удивилась, когда вечер закончился-таки в постели. И, в конце концов, бывают вещи, которые случаются как будто сами собой. Эта ночь осталась в ее памяти как некая отдельная реальность, как сон, не имеющий никакого — или почти никакого отношения к ее дальнейшей жизни. Или как обряд инициации. Ее приняли. Она стала — своя. И жизнь от этого не стала проще. Наоборот, она стала сложнее.

Работать приходилось теперь по восемнадцать — девятнадцать часов в сутки. Два последних курса университета Ирина поражала преподавателей неуемной тягой к знаниям и невероятными способностями во всем, что касалось систематизации и приведения к какой-то своей, самостоятельно выстроенной логике любых, даже самых далеких, казалось бы, друг от друга блоков информации. Помимо основного английского и обязательного второго французского она взялась щелкать один за другим сперва практически все германские — немецкий, датский, шведский, норвежский, голландский; потом перешла на романские — испанский, итальянский, румынский, португальский. Затем настала очередь славянских языков, под конец она взялась было и за арабский, но далеко уйти не успела — нужно было защищать диплом.

Не всеми языками она владела в совершенстве; в большинстве случаев в этом не было необходимости. По большому счету, свободно после университета она говорила только по-английски, по-немецки, по-французски и по-испански. На остальных читала. Времени на разговорную практику все равно не хватило бы. Но для того, чтобы работать с текстами, этого было вполне достаточно. Диплом между тем она защищала по структурной лингвистике — выбрав в качестве объекта исследования, для того чтобы хоть как-то увязать тему с основной специальностью, структурные изменения в негритянском варианте американского английского — в первой половине XX века, на материале криминального арго негритянских банд. Тема была несколько своеобразная, и на защите возникло несколько довольно забавных моментов, потому что та часть профессуры, которая разбиралась в структурной лингвистике, по большей части не тянула по негритянской фене — даже те, кто довольно сносно говорил на литературном английском. А для специалистов с романо-германского отделения структурно-лингвистический научный жаргон был едва ли понятней самого крутого гарлемского «базара». Однако диплом она получила с отличием — и тут же укатила на полтора года в Карелию, в тамошние тренировочные лагеря, где ей пришлось забыть на время о структурной, да и вообще обо всякой лингвистике, но зато познакомиться с Лесником в новом качестве — как с инструктором по технике выживания.