Ладно бы только в отеле, так назло у каждого отеля свой пляж. На соседний нельзя. И там все те же рожи, так если бы только рожи. Они же все голые! Ну почти голые. Все, кроме той турчанки. Она на пляж приходит в розовом плавательном костюме, типа пижамы с капюшоном. А так как плавать она не умеет, то заходит в воду по колено и там бултыхается. То еще зрелище. Ей-богу, как покемон в тазу. То ли дело японцы. Они приходят, целый час, сидя под грибочком, кремами мажутся, потом делают целенаправленный заплыв — сначала в открытое море, потом к берегу — и ровно через пятнадцать минут обратно под грибок, полотенцами обтереться, вещи забрать и в отель. Все по расписанию. Спокойно, деловито, молча. Не то что китайцы. Те как приходят — сразу орать начинают. Причем хрен понять, на кого орут. То ли спорят друг с другом, то ли радуются. Если китайцы пришли, можно валить. Потому что это надолго. Они ведь как — сразу начинают башни и стены из песка строить, это у них, видать, в крови. И в воде они не в одном месте купаются, а равномерно вдоль берега распределяются, так что если сам купаться пойдешь, обязательно рядом с кем-то из них окажешься. А я люблю, когда никого рядом нет. Чтоб только я и вода. Я вообще ничего группового не люблю. Всякие там футбольные команды, колхозы, эстафеты — это не для меня. Я даже сексом занимаюсь осторожно. Есть у меня ощущение, что когда двое или там трое, четверо людей что-то вместе делают, то их как бы нет. То есть они как бы на время исчезают. Группа — есть, а каждый по отдельности — исчезает. И очень мне это ощущение не нравится. Это как, знаете, если взять несколько чашек: в одной сок, в другой чай, в третьей кофе, а потом их в одну в бутылку вылить, смешать и снова по чашкам разлить. Что получится? Бурда какая-то получится. Вот поэтому я в групповых делах не участвую. Потому что вдруг исчезнешь и уже не появишься прежним? Вообще не появишься?
Так что с китайцами я не плаваю. К тому же опять тот пацан с щенком приперся. Принес обмылок какой-то и давай пса своего в воде намыливать. Дело, конечно, хорошее, только зачем здесь? Тут же люди купаются! Впрочем, это снова, кажется, только меня и волнует. А всем по барабану. Придурки.
Потом, конечно, закат. Этого никто пропустить не может. Всем прямо-таки необходимо лично убедиться, что солнце не куда-нибудь там делось, а спряталось за горизонт. Ладно американцы — они хоть знают, что солнце в этот момент сейчас там у них, на родине. В Америку покатилось. А китайцы с японцами? Им-то чего неймется? Я лично во время заката иду в отель, в тишине побыть, пока все по крышам да по террасам разбежались. Задергиваю шторы и просто сижу. Но потом слышу — зашумели, загудели, дверьми захлопали. И я выхожу. Мне навстречу по лестнице Боб. Возможности пройти мимо него нет, и я отступаю. Он что-то лопочет на своем американском, тычет в окно и показывает большой палец. На лице счастье. Доволен закатом.
— Йес, — говорю я и тоже отгибаю большой палец.
Мы даже в коридоре еле расходимся. Я чую запах его бороды. Запах моря и кетчупа.
В фойе, рядом с баром, пацан с щенком спят, тесно прижавшись друг к другу, свернувшись в тугие клубочки на черном кожаном кресле. Щенок во сне поскуливает и дергает лапками, будто бежит куда-то.
Сейчас время променада. Я знаю, что все сейчас вышли гулять вдоль моря, мимо ресторанчиков с морской едой. Выбирают. Где бы нам поужинать, где вид лучше, где еда вкуснее, где скатерти чище, где официанты приветливее? А нигде. То есть везде и все одинаково. Только иллюзия выбора, потому что ничем реально эти рестораны друг от друга не отличаются. Те же кислые улыбки, та же рыба, тот же вид.
Я не иду туда. Там сейчас опять слишком много людей. Я иду в другую сторону, туда, где река, туда, где сады. Уже совсем стемнело, поэтому я не боюсь, что меня увидят. Я снимаю сандалии и иду по траве босиком. Трава мягкая, влажная, теплая. Приятно идти. Я прямо чувствую, как становлюсь ближе к сокам земли. Вот так себя, наверное, чувствуют деревья и цветы. Что-то все же есть в земле, что-то такое, чего ученые еще не выяснили, потому что я сейчас всем телом ощущаю, что с каждым шагом становлюсь сильнее и спокойнее.
Я иду и иду, пока наконец гул побережья не исчезает окончательно. Слышно только, как шумит река, вдоль которой я двигаюсь, и как ветер шевелит листья на деревьях. На небе уже отчетливо проступили звезды, а между ними порой проносятся быстрые бесшумные тени — это летучие мыши вышли на охоту. В траве под моими ногами живут маленькие сухие лягушки. Лягушки молчат, но я знаю, что они там. Я иду тихо, не хочу наступить. Вечерний ветер пробирается ко мне под рубашку, такой теплый, ласковый. Он усиливается потому, что река изогнулась, стала шире, и вдруг за углом — на том, далеком от меня берегу — возникает светящаяся, искрящаяся огнями открытая яхта. Отсюда я могу разглядеть мужчин и женщин в вечерних богатых нарядах, струнный квартет и пианиста слева. Слышу смех, музыку, глухие выстрелы шампанского.
Читать дальше
