А вскоре мне пришлось и самому познакомиться с Дамиром при обстоятельствах, имеющих отношение к его финансовой мощи. У меня начало сильно болеть сердце, и папа через каких-то высокопоставленных знакомых записал меня на прием к видному кардиологу. Им оказался Алим Матвеевич Дамир.
Когда в назначенное время я переступил порог его квартиры, мое сердце тревожно билось, главным образом потому, что мне предстояло совершить первый опыт оплаты частных услуг — вручить конверт с десяткой.
Осмотр длился пять минут.
— У вас комсомольское сердце, молодой человек, — сказал Дамир. — Но вам нужно хорошо питаться. Увидите апельсин — берите апельсин, увидите икру — ешьте икру, увидите ананас — хватайте ананас!
Я сказал «спасибо», пробормотал что-то вроде: «А теперь я должен сделать самое трудное — отдать вам вот это», — покраснел, положил конверт на стол и вышел. Идя домой, я думал о том, что теперь понятно, почему он не моргнув глазом отвалил Коме просимую сумму, а также что если я попытаюсь зарабатывать себе на икру и ананасы, то вряд ли сердце у меня не заболит еще больше.
При встрече я рассказал Коме о своем визите к Дамиру. Кома, улыбаясь, сказал:
— Во всяком случае, он по-христиански пожелал тебе того же, чего желает самому себе, ничего не утаив. Я могу подтвердить, что сам он, бесспорно, следует тому курсу лечения, который порекомендовал тебе.
Курс этот, по крайней мере в его случае, оказался вполне успешным. Дамир (1894 — 1982) прожил — в довольно трудные времена — почти 90 лет. Подтвердился, тьфу-тьфу, и поставленный им диагноз. За довольно долгую уже жизнь я перевидал много врачей, и мое неизменное восхищение отдано тем оригиналам, которые с риском для репутации и кошелька констатируют ненужность своего вмешательства.
Лет десять назад у меня страшно разболелась спина. Радикулиты мучили меня смолоду, но тут дело стало совсем плохо, ни физиотерапия, ни массажи не помогали, рентген показал вытекание (extrusion) позвоночной жидкости одного из дисков, и речь зашла о хирургии. Сравнительно молодой американский врач с впечатляющей, на мой филологический слух, фамилией Спинамор (Spinamore), сказал, что вообще-то он очень консервативен, но в данном случае склоняется к операции.
Я стал к ней готовиться (в частности, мне проверили сердце — оно оказалось по-прежнему комсомольским), но продолжал собирать мнения (американские знакомые советовали резать, русские — воздержаться) и обратился за альтернативным диагнозом (second opinion) к еще одному врачу той же университетской клиники — доктору Мурэдьяну (Mouradian).
Войдя в его просторный кабинет, я увидел перед собой плотного мужчину лет пятидесяти. Когда я подошел к нему и мы пожали друг другу руки, он совершенно ошарашил меня, сказав, что операция мне не потребуется.
— То есть как?! Мои анализы, рентген...
— Я вижу, как вы ходите. Операция вам не нужна.
— Позвольте, но вон же у вас развешаны мои рентгеновские снимки. У меня extrusion полтора дюйма...
— Ваше тело об этом знает...
— Тело знает!.. Что вы мне суете какую-то альтернативную холистику?! Я же пришел к вам как к специалисту... Что будет с полутора дюймами моего extrusion?
Я потянул его к рентгеновским снимкам, но он не сдвинулся с места.
— Для вас полтора дюйма — это немного. Вот у нас, средиземноморцев (Mediterranean people), позвоночный столб (spinal column) узкий, а у вас — широкий, и полтора дюйма для него ерунда. Все это устоится, и через пару месяцев вы о своей спине вообще забудете.
Услышав эти нестандартные в Америке речи — поразительные как мгновенностью визуального диагноза, так и расовыми его обертонами, не говоря уже об отмене назначенной чуть ли не на завтра операции, — я ответно воспарил и заговорил в еще более вольном ключе:
— Доктор Мурэдьян, я чего-то не понимаю. Насколько я знаю историю Армении, начиная аж с Урарту, она всегда была сугубо сухопутной страной (в английском есть для этого замечательное слово landlocked, «запертый сушей», и я его употребил), так что ни о каком море, в том числе Средиземном, говорить не приходится. Я же, со своей стороны, на три четверти еврей (включая обе ключевые, бабушкинские, четверти) и имею гораздо больше оснований, чем вы, претендовать на средиземноморскость.
Не знаю, насколько корректной в антропогенетическом отношении была моя реплика, но доктор Мурэдьян в это углубляться не стал. Он взял еще нотой выше, подтвердив, что где армяне, там евреям делать нечего:
Читать дальше
