Помнишь гибельный черный крест,
помнишь мужество Кэя Бэра?
Так вернул нам Двадцатый съезд
величайшее слово “вера”.
Коммунизм пребудет вовек,
потому что он чист, бесценен
и прекрасен, как человек,
повторяющий имя “Ленин”.
1934
Памяти Лени Рифеншталь
Родина, давно ли ты на милость
выродкам сдавалась и томилась
на коленях? Как тебя топтал
мировой Иуда-капитал!
Помнишь, как сочились договоры
кровью, как, бесстыдным счастьем пьян,
каждый жадный пес версальской своры
в плоть твоих рабочих и крестьян
яростно вгрызался? Жизнь живая,
преодолевай постыдный страх!
Самолет рокочет, проплывая
в микеланджеловских облаках,
на уютных улицах ликуют,
о надежде только и толкуют
деды, дети, матери, отцы
собственного счастья кузнецы.
Не придет на эту землю Ирод!
Радость — в силе. Солнцем освещен,
чудный вождь, защитник вдов и сирот,
улыбаясь, чуточку смущен,
весело глядит, и твердо знает,
да и все мы знаем, отчего
в голубых глазах его играет
беспощадной воли торжество.
1961
“Мы — первые!” “Гагарину — ура!”
“Даешь Луну!” “Вперед и выше!” “Слава!”
“Поехали!” Так первый космонавт
сказал перед отлетом, кое-как
пристроившись в люминиевой скорлупке,
улыбчивый, непьющий русский рыцарь
без страха и упрека. Разгромили
фашизм, освободили пол-Европы,
и вышли на такие рубежи,
что и не снились буржуазным инженерам.
Ах, как ликуют толпы! Словно Сталин
воскрес, но не оболганный, а светлый,
в простой шинели, с трубкой, жизнь готовый
за Родину отдать.
А это значит,
что мы непобедимы, что на Марсе
мичуринские груши зацветут,
что войн не будет больше, справедливость
восторжествует в мире, от Аляски
до Ганы. Пусть родители героя
в смущении рассматривают ордер
на новую квартиру, на костюм
бостоновый, отрезы крепдешина
и драповые польта с меховыми
воротниками — слава Богу
(которого Гагарин не увидел
в просторах мироздания). Великий
сын их — сын человечества! — ступает
рубиновой ковровою дорожкой
в объятия Хрущева. “Не споткнись!” —
переживает мама, увидав
развязанный шнурок. Не бойся, что ты!
Сегодня — космос, завтра — вся планета,
и смерти нет. И голова кружится
от счастья за тебя, любимая земля
2012
Мальчику двадцать. Выбрит, пострижен.
На коленях салфетка. Лицо слегка
одутловато. Глаза с монгольским разрезом,
но голубые. Мужественная рука
с чуть опухшими пальцами робко к масленке
тянется. “Васенька, лучше съесть
яблочко, — улыбается мать. — Знаете, о ребенке
(обращаясь к гостю) — скажу как есть —
мы заботимся больше, чем другие
родители. Постоянно тревожимся. Он так болел
в детстве. Не пневмония, так аллергия,
корь, свинка — все с осложнениями. Зато пел
так душевно!” Гость — это я. Вася, забыв про масло,
оживляется, улыбается до ушей.
“Раньше я жил скучно — а теперь ясно.
Я люблю Пушкина, про белок и про мышей.
А кем вы работаете?” — “Поэтом”. Озадаченный Вася
переспрашивает: “Поэтому? Но почему?
Все спутал, простите. У нас в десятом классе
тоже имелся поэт, про Герасима и Муму”.
“А ты тоже работаешь?” — осведомляюсь. В круге
света под абажуром скатерть еще белей.
“Еще бы! Осуществляю клининговые услуги
в Доверительном банке. Шестнадцать тысяч рублей!”
Он срывается в спальню, приходит в синем
комбинезоне х/б без единого пятнышка. “Вот!”
Беззащитная мать закусывает губу, печалясь о беззащитном сыне —
Бог его знает, сколько он проживет,
дети с этим синдромом, как правило, умирают рано.
Читать дальше
