Из аннотации можно узнать, что «Царь Пузан» был написан, по словам Чуковского, «по требованию собственных детей» летом 1917 года. В дневнике он отозвался о сказке — точнее, о пьесе, из нее переделанной — как-то наспех, мимолетно-уничижительно — в том году его помыслы занимало другое. Было чем озаботиться литератору и главе большого семейства летом 1917-го.
«Я сочинил пьеску для детей. Вернее, первый акт. Лида сказала мне: „Папа, у тебя бывает бесписное время (когда не пишется); пиши для детей”» [3] (дневник, 19 июня 1917 года). И на следующий день: «Пишу пьесу про царя Пузана. Дети заставили. Им была нужна какая-нб. пьеска, чтобы разыграть, вот я в два дня и катаю. Пишу с азартом, а что выйдет… Черт его знает. Потуги на остроумие. Места, не смешные для взрослых, смешат детей до слез». Еще через несколько дней: «Делаем детский спектакль… О, с каким пылом я писал эту пьесенку. И какая вышла дрянь» (запись в дневнике от 24 июня 1917 года).
Ну насчет последнего — это он погорячился (с ним такое бывало). Про пьесу еще известно, что там был такой персонаж — Хранительница Королевской Зубочистки, ее играла Лида Чуковская (в сказке о Хранительнице Зубочистки — ни слова).
Много позже Чуковский писал в автобиографической повести «Гимназия» (впоследствии переделанной в «Серебряный герб»): «Путешествовать — значило для меня мчаться по прериям, умирать от желтой лихорадки, выкапывать древние клады, спасать прекрасных индианок от кровожадных акул, убивать бумерангами людоедов… » (курсив мой. — О. К. ).
Нет, давайте начнем с начала. Жил-был царь, и царь этот был такой толстый, как буржуин на карикатуре Маяковского или как толстяк в «Трех толстяках» и даже, наверное, еще толще. Но только буржуина и трех толстяков совсем не жалко, и их судьба нас не очень-то волнует, а царя Пузана Чуковский описывает так, что мы с первых же строк начинаем испытывать к нему глубочайшее сочувствие. Хотя над ним из-за его толщины потешаются все его подданные (почти как зеваки над крокодилом в другой сказке: а за ним-то народ и поет и орет: и откуда такое чудовище?), смеяться над ним как-то не получается. Помимо того, что царь добр, он еще и деликатен, и интеллигентен, и в очках — и на рисунках художника Н. Воронцова похож не то на Дельвига, не то на Егора Гайдара.
Ну так вот, однажды в его царстве-государстве завелся великан-людоед Ермолай и начал терроризировать подданных. В богатой чуковской галерее сказочных людоедов этот обжора-людоед — первый. Занимается он в сказке тем же, чем и все последующие: глотает кого ни попадя.
И тогда национальный лидер, вопреки всем сказочным канонам, самолично отправился в логово террориста, чтобы с ним расквитаться, а добравшись, увидел, что людоед болен и лежит в постели… и, в общем, вместо того чтобы запустить в него бумерангом или чем покрепче (как ему, в общем-то, и положено — и по-человечески его можно понять), царь «рукопожатно» пригласил его к сотрудничеству, да еще пообещал за это приличное вознаграждение. И представьте себе, что людоед-великан, поразмыслив, согласился бросить свое людоедство и заняться общественно полезным трудом. И все заканчивается просто замечательно и для великана, и для государства, и лично для его величества. Мудрое политическое решение принял сказочный монарх. Современным политикам у него бы поучиться.
Странная все-таки эта сказка. И чуковская, и не очень. И тут, похоже, есть подсказка. Чуковский пишет в конце, что первая глава этой сказки «слегка заимствована из одной английской книжки». Кажется, мы теперь можем узнать из какой. «Царь Пузан» написан в 1917 году, в том же году Чуковский написал «Крокодила» и перевел английскую (точнее, валлийскую) сказку «Джек — покоритель великанов» (которую, добавим в скобках, возможно, в будущем году ожидает вал переизданий — в Голливуде по ней снимают одноименный фильм, премьера заявлена на 2013 год).
Положим рядом эти две сказки — «Джек — покоритель великанов» и «Царь Пузан».
«Яма была очень глубокая. Великан пробовал выпрыгнуть из нее, но не мог: всякий раз падал на дно. Сначала он ругался и грозил кулаками, а потом заплакал и начал просить, чтобы Джек отпустил его на волю.
— Я буду добрый! — кричал он. — Я полюблю всех людей! Я не буду никого обижать!» («Джек — покоритель великанов»).
Смотрите, ведь именно с такой проповедью «абстрактного гуманизма» обращается к великану Ермолаю добрейший царь Пузан: «Видишь ли, Ермолай Ермолаевич, — сказал он великану, улыбаясь. — Доброму живется легко. Для доброго и горе — не горе. Попробуй-ка ты сделаться добрым, полюби-ка ты всех на свете людей — и заживешь припеваючи».
Читать дальше
