Впрочем, следовать за Петровским и некритично интерпретировать собранную им «коллекцию» как фольклорные (в рамках внутренней логики, разумеется) тексты кажется мне неверным: на самом деле неясно, не Петровский ли сам написал «собранную» им книгу. По крайней мере, в послесловии он думает о ней скорее как о собственной, на ней стоит «имя автора». Против этой гипотезы работает жанровая и стилистическая разнородность этих текстов, однако, несмотря на эту разнородность и на то, что внешние отсылки варьируются в чрезвычайно широком спектре — от истории Яна Гуса и Бальтазара Косы до спиричуэла «Give me that old time religion», от Гоголя до Стивенсона, — интонационно и тематически тексты, собранные Петровским, сравнительно однородны, насколько это, разумеется, возможно при таком жанровом разбросе.
И здесь мы возвращаемся к «Валерию». Эта книга имеет ту же структуру сборника, цикла текстов, «коллекции», — но при этом в некоторых смыслах она представляет собой антипод «Устного творчества обитателей сектора М1»: тексты гораздо более однородны, фигура автора определена вполне однозначно. Однако если вернуться к предположению о том, что Валерий и Петровский находятся в одном и том же мире (пусть и в разных его секторах), то книги эти оказываются взаимодополняющими. В рассказах из «Валерия» представлен внутренний, почти лишенный рефлексии взгляд на эту реальность, воспринимаемую именно как «реальность»: вспомним давно ставшее достоянием массовой культуры сведенборгианское представление о мертвых, не знающих, что умерли (куда на самом деле попадает герой в поисках кота в первом же рассказе?). В «M1» же продемонстрирован, напротив, взгляд внешний, рефлексирующий, но, кажется, слишком, до такой степени, что это походит уже скорее на защитный механизм, на рационализацию.
За рамками этой небольшой рецензии осталось многое — в частности, подробный разбор конгломерата религиозных представлений, присутствующих в обеих книгах; сколько-нибудь подробный интертекстуальный анализ «Устного творчества обитателей сектора М1» и более детальный разбор неожиданных параллелей с текстами о Катастрофе и лагерях, в частности с прозой Шаламова.
Так или иначе, мне кажется, что книги эти — и в особенности «M1» — требуют какой-то более осмысленной и вдумчивой критической реакции, чем та, что была предложена до сих пор (в том числе и мной). Основная проблема здесь, как и в случае со многими важными текстами новейшей русской литературы, состоит в выработке адекватного ей критического языка. Как говорить о такой прозе (и о таких стихах) — не очень понятно. Но и ждать, пока такой язык возникнет сам собой, нет смысла. Придется, как сказал бы Валерий, «стараться еще сильнее».
Мартын ГАНИН
[1] См.: О б о р и н Л е в, К о р ч а г и н К и р и л л. Стабильность и непредсказуемость .
[2] «Life’s but a walking shadow, a poor player / That struts and frets his hour upon the stage / And then is heard no more: it is a tale / Told by an idiot, full of sound and fury, / Signifying nothing» (William Shakespeare, «Macbeth», Act V, Scene V) .
[3] T u m a n o v V l a d i m i r. A Tale Told by Two Idiots — Крикидиотав «Школедлядураков» СашиСоколоваи «Шумеиярости» УильямаФолкнера. — «Russian Language Journal», 48 (1994), стр. 138.
[4] См., в частности, и интонационное сходство текста «от автора» у Горалик, и такой фрагмент из рассказа Шаламова «По снегу»: «По проложенному узкому и неверному следу двигаются пять-шесть человек в ряд плечом к плечу. Они ступают около следа, но не в след. Дойдя до намеченного заранее места, они поворачивают обратно и снова идут так, чтобы растоптать снежную целину, то место, куда еще не ступала нога человека».
[5] С и н я в с к и й А н д р е й. О «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Срез материала. — В кн.: С и н я в с к и й А. Д. Литературный процесс в России. М., «РГГУ», 2003, стр. 340.
А н д р е й Н и т ч е н к о. Переводы на человеческий. Таганрог, «Нюанс», 2011, 32 стр. («32 полосы»).
Тонкая книжица в 32 полосы. Ровно столько и указано в одноименном формате ростовской издательской серии. Легко листать узкие, вертикально вытянутые страницы, легко носить невесомую плоскую брошюру с собой. Я и ношу. «Молния разламывает хлеб / неба пропеченного жарой…» «От сумерек сжимается окно…» Нет, это:
Страшно, Мария скажет,
смотреть на бабочек летних.
Из
сломанных трав течет молоко.
Страшно во-первых,
во-вторых и в последних.
Читать дальше
