«Икс» вообще нетипичный роман для Быкова. Начиная с названия: после метких «Орфографии», «ЖД», «Эвакуатора» и прочих он нарекает роман малоприметным словом, пусть и очень точно характеризующим всю ситуацию в целом. Далее Быков внезапно доказывает, что умеет писать одновременно интересно и кратко. Ранее получалось только интересно, а кратко не получалось. Но тут же сам себя скорректирую: «интересно» слишком плоское слово для такого произведения, потому что произведение это как раз совершенно не плоское: оно многоплановое, существующее в нескольких измерениях и даже временах.
Книга поделена на 26 непронумерованных разделов, озаглавленных датой и местом действия. «15 апреля 1927, Москва» — с этого дня начинается действие, которое можно разделить на три части. Первая длится вплоть до декабря 1928 года с небольшим отступлением на пару лет назад во второй главе. Следующая часть длится ровно год — с июля 1929-го. После первой и второй мы по велению автора ненадолго оказываемся в 1913-м — этакое интермеццо. Третья часть охватывает период с февраля 1932-го по... А вот тут возникают вопросы. Потому что действие вроде как заканчивается в последний предвоенный сентябрь, а дальше идут четыре эпилога, датированные последовательно 1956, 1965, 1925 и 1942-м. И хотя самое главное, разгадку всего-всего, мы узнаем из предпоследней главы (о последней скажем отдельно), нет никаких сомнений, что именно такая последовательность единственно верная.
Основных сюжетных линий — тоже три. Помимо писательской, мы следим за нетипичной страстью психиатра Дехтерева (прозрачная отсылка к Владимиру Бехтереву) к юной художнице Вере, потерявшей в результате столкновения с автомобилем память, а также за страданиями чрезвычайно симпатичного, но неизлечимого пациента заведения для душевнобольных по фамилии Логинов. Он постоянно «переходит» в загадочную страну Капоэру, где с ним происходят странные события. Обе эти линии, конечно, определенным образом связаны с самим Шелестовым (Шолоховым) и его романом «Пороги», но довольно опосредованно. Между тем именно они и являются ключевыми для понимания «тайны авторства как такового».
Проблема авторства «Тихого Дона» уже столько лет не дает нам покоя не потому, что это единственный спорный случай авторства в истории русско-советско-российской литературы. Просто (хотя, конечно, все вовсе не просто) этот роман — произведение выдающееся и в переносном, и в буквальном смысле: оно резко выдается из общего ряда. Оно не единственное такое, но подобных мало. Дехтерев, исследуя творчество уже больной, но свободной от многих внутренних барьеров и условностей Веры, приходит к выводу: «Творец, столь долго являвший нам свою поденную работу, грубое ремесленное производство, — оказался вдруг художником совсем иного склада, а то, что мы видели, — это тьфу». Вот и получается, что мы не можем оставить в покое «Тихий Дон», поскольку на фоне плодов литературной поденной работы нам было явлено нечто совсем иное, к тому же — содержащее тайну, секрет, неразрешенную загадку.
Любопытно, что в 2004 году Михаил Холмогоров опубликовал повесть с таким же, как и «Икс», неприметным названием — «Необитаемый остров» [1] . Она посвящена той же теме — созданию «Тихого Дона». Но отношение к проблеме у Холмогорова и Быкова разительно отличается.
В «Необитаемом острове» речь идет о литераторах, которых сначала посадили, а потом вернули в Москву ради «великой» цели — создания к 10-летию Октября романа о терском казачестве. За основу чекисты предлагают взять дневники и путаные черновики некоего романа белогвардейца Горюнова, застреленного на румынской границе. И вот совершенно разные — по опыту, по уровню таланта, по убеждениям — авторы, запуганные ОГПУ и содержащиеся под строгим надзором в московском особняке, пытаются создать роман «Хладный Терек» («Вкус тот еще», — замечает о названии главный герой повести и соавтор эпопеи Фелицианов). У них ничего не получилось, но не их в том вина — сработаться литераторы смогли, но возникли другие трудности. А вот что (кто) по-настоящему выглядит странно, так это фигура писателя, назначенного автором романа. В этой роли выступает Гаврила Орясин — бывший казак, и фигура эта однозначно отрицательная. Вот лишь несколько эпитетов титульного создателя «Хладного Терека», которыми одаривают его заключенные писатели: «премерзкий тип», «этот сопляк», «мародер». А Холмогоров от автора припечатывает его еще хлеще, не давая нам усомниться, что за человек перед нами. И то, что мы узнаем о скором расстреле Орясина, не меняет нашего отношения к нему. О судьбе же собственно романа в повести ничего не сообщается, но тут он вторичен.
Читать дальше
