Он потоптался на месте, преодолевая страх, и пошел вверх по тропе. Вслед за маралами. Шел, настороженно присматривался к лесному сумраку и понимал, что как следует уже побаивается этого мрака, вспоминал, но не мог вспомнить, что делать, если встретится медведь, Палыч и это объяснял. Он побаивался, но чувствовал, что это не самое страшное в жизни. И даже пробовал улыбаться. Надо из этого дела выбираться, надо идти, Веня, говорил сам себе, впереди солнце. До него надо дойти, шептал.
На следующей поляне он обернулся назад и увидел первые лучи, пробирающиеся меж пушистых вершин кедров. Вскоре началось лесное ущелье, о котором говорил Палыч. Светлых скал и ручьев встретилось несколько, он не стал разбираться, какие из них были отмечены на карте. Ему хотелось добраться до верха, до перевала на другую сторону, и увидеть рассвет. И он, обливаясь потом и оскальзываясь, торопился. Казалось, что цель где-то рядом, но ее все не было и не было.
Густой лес кончился, Веня взбирался крутоватым, просторным склоном с отдельно стоящими широкими кедрами и по-весеннему голыми еще, прозрачными лиственницами, и до того тут было просто и красиво, что его потихоньку наполняло детской радостью, от которой лицо само расползалось в глупой улыбке. Он уже не торопился, крутил головой по сторонам и не чувствовал усталости. Поднимался вместе с рассветом. И чем выше он забирался, тем полнее открывались горы за его спиной. Он не велел себе оборачиваться, пока не дойдет до самого верха. Такая у него была глупая и счастливая задача. Такова была цель его жизни сейчас. Просто подняться и посмотреть.
На склоне под большими кедрами стояла избушка. Освещенная утренним теплом. Пот заливал глаза, в спину припекало солнце, которого он сегодня еще не видел. Он подошел, унимая дыхание и вытирая мокрый лоб, поздоровался, потрогал красноватые, ошкуренные бревна и, повернувшись лицом к пройденному пути, устало шлепнулся на порог. И ошалел и задохнулся от восторга.
Он не знал, что так высоко забрался. Под ним далеко внизу извивалась скалистая долина Аргута. Заросшие лесом хребты, как кони к воде, склонялись в долину реки. По верхам и ущельям лежал снег. Горы были так близко, что казалось, их можно погладить по темной кедровой щетине. Из-за этого Венька сам себе казался кем-то большим, равным окружающему. Ощущение было наглое, но сильное и кружило голову. Противоположный берег Аргута, далекий отсюда и хорошо видный, резко вздыбившись от реки крутыми скальниками, выполаживался в альпийские луга и, будто приглашая погулять, вел спокойными травянистыми склонами к отвесным скалам у самых белых вершин. Все это было очень, очень близким. Венька мысленно толкался от своего склона и расправлял крылья…
Он сидел, улыбался, вспоминал, как задыхался и изнемогал в первые дни. Как проклинал и золото, и свое упрямство, но почему-то все-таки шел. Он начинал понимать, что его тащило сюда, что давало силы. Там внизу, откуда он поднимался, в прозрачных березняках и густых пихтачах тоже было красиво… И он в который уже раз вспоминал умные, прищуренные хитро глаза Палыча. Ох, дед, все ты знал. И мысленно обнимал старика и гладил его по старой спине.
Надо было обустраиваться, но ему хотелось подняться выше. Ближе всего был снеговой хребет слева. В самой высокой его точке группка рыжеватых останцов замерла на фоне голубого неба. В лучах солнца они казались золотыми. И он пошел.
Довольно быстро, полдневными верхами, где снега не было, прошел одну долинку, спустился в другую и потом долго поднимался в гору. Он так устал, что уже и не очень понимал, что делает. Кусок хлеба, который утром сунул в карман, давно кончился, в желудке сосало, в ботинках хлюпало, штаны почти до пояса были мокрые. Венька вышел на самый верх, к скалам, которые вблизи оказались совсем не такими худенькими и не такими рыжими, но каменными и холодными, сел на какой-то сухой густой кустик, отдышался, ботинки вытряхнул.
Горы золотились в закатном солнце. Огромная снежная страна хребтов, пиков и долин простиралась вокруг и вдаль, желтела вершинами в уходящих лучах, чернела ущельями и лесными склонами внизу, где солнца уже не было. Здесь, наверху, дул ветер, но он, очарованный, не ощущал холода, глядел и глядел… И чувствовал себя полноценной частью этого мира. Он имел такое же право быть здесь, как и эти горы, этот рассыпчатый розовеющий снег под ногами.
Читать дальше
