Сам Билл был увлечён рассказом о своём будущем сообщении про венецианские месяцы князя Вяземского, дополнявшем известные дневники, опубликованные в десятом томе Полного собрания сочинений, и стихи про “город чудный, чресполосный, — суша, море по клочкам, — безлошадный, бесколёсный, город — рознь всем городам” (из одиннадцатого тома того же Собрания). Ван Бецелеру удалось разыскать занимательные новые детали: в личных бумагах друзей и родственников. Оказывается, Вяземский, большой любитель дамского общества, подарил прабабке Билла тетрадку с венецианским циклом, к тому же переведённым им самим на французский; там были разные дополнения к неопубликованному. Так, в стихотворении 1853-го года “К Венеции” перед последними двумя стояли прежде неведомые строки про жар венецианского дня:
Там небо звездное, здесь зеркальное море,
достойные тебя подножие и кров, —
златой царицей дня, царицей светлых снов
и пламенем дневного мирозданья,
преображающим и память, и сознанье, —
ты всё волшебница, “всегда ты чудо света,
и только ты одна прекрасней Каналета!”
То есть Венеция, утверждал умница-Вяземский, полнокровней любых живописующих её, жаркую и влекущую, картин.
Специальностью Уильяма считалась не русская литература — это было бы слишком просто, — а, как легко предположить, европейская и только потому русская аристократия. В иной день Тимофей и сам бы увлёкся разговором, ни с кем другим, кроме ван Бецелера, не возможным, но, увы, день сегодня выдался экстраординарный.
Тимофей даже внутренне пожалел Билла за его увлечённость. Стоило ли? На фоне декораций иссушенного города и лагуны ван Бецелер с семейством смотрелся воплощением возвращающейся жизни, странной и не вполне своей, но всё равно желанной.
Птицы продолжали низко кружить над полумёртвыми каналами, однако запах гниения потерял прежнюю остроту.
IV
“Жаль, что мы с тобой в первые дни не доехали до пляжа”, — сказал Тимофей, когда вернулся на квартиру Марины после ресторана и гостиницы, где он всё-таки разжился бритвой и всем, минимально необходимым. “Я каждое лето абонирую кабинку на Лидо. Но теперь добираться туда не лучшее время. Хотя можно попробовать, но не на „пароходике”. Сегодня — ты слышал? — отменено любое движение по лагуне”.
Солнце по-прежнему жгло: запредельно.
“Вообще я в море как рыба, — продолжала Марина, не дожидавшись ответа. — Если б не музыка, я бы стала профессиональной пловчихой. Сейчас же — хочу, чтобы мы пошли на Славянскую набережную”.
Вот высокая стена “набережной”, а вот и пешеходная дорожка у стены, где они уселись, свесив ноги, и стали смотреть на марево тяжёлых испарений над лагуной.
Странно, он так хотел воды, того, чтобы стихия плескалась и обволакивала, но именно вода уходила из видимого пространства. Всё, чем ему оставалось довольствоваться, было солёное, копошащееся зеленоватое поле с торчащими тут и там шестами, ещё недавно обозначавшими фарватер, и усевшимися на эти шесты птицами. Кое-где в отдельных зеркальных заводях отражалось яркое небо. Толпы людей бродили в высоких сапогах по обмелелой лагуне: в поисках не ушедшей в море рыбы и всего, что море скрывало тысячелетиями от глаз.
“Вероятно, — сказал себе Тимофей, — сейчас обнажится и то, что годы скрывалось внутри: страстное и глубокое, охватывающее всю область видимого и понимаемого...”
“Знаешь, — произнесла вслух Марина, — я не понимаю, что со мной происходит и вообще, но мне хотелось бы, чтобы мы ещё долго, очень долго сидели вот так”.
V
Утром следующего дня муниципалитет издал распоряжение об ограничении использования воды из артезианских скважин под городом и о закрытии островной Венеции для въезда. Все въехавшие до запрещения могли оставаться под собственную ответственность. Было ясно, что симпозиум отменяется. Тимофей первым делом позвонил Биллу.
— Я же говорил вам, коллега, в прошлый раз случилось нечто не менее эпическое. Мы остаёмся: когда ещё такой случай представится! — с каким-то странным возбуждением произнёс ван Бецелер.
Ситуация действительно менялась с каждым часом. В новостях прошло сообщение, что во всей области Венето объявлено чрезвычайное положение.
Марина, сидевшая рядом во время телефонного разговора, была обеспокоена. “Так ты не уезжаешь?” — “Я же сказал: не за тем я приехал”. — “Хорошо, тогда я покажу тебе внутренний город”.
Читать дальше
