На этот раз мне удалось опередить троих, рванувших, как и я, к забрасываемому землей гробу: директора кладбища, бегущего по аллее, и тех двух, что почти всегда успевают добраться под землей первыми.
Прошлой ночью у меня украли плоскогубцы, и, если бы она не уперлась коленями в крышку гроба, мне пришлось бы провозиться лишних минут десять. Отлетевшая крышка опрокинула меня на спину, и уже через мгновение моя будущая жена…»
Нужно ли говорить, что я такого не писал? Ну что ж, два — ноль — это еще не проигрыш, тем более когда впереди шесть пустых раундов, а результат, исход поединка зависит только от меня — Андрея Краснящих.
— Скоро закипит, — крикнула из кухни невидимая женщина. Похоже, мы с ней находились не только в разных пространствах, но и в различных временах, каждый в своем: я в чем-то таком, напоминающем вечность, она — как будто в каком-то кинофильме, где главная героиня приглашает к себе домой неизвестного мужчину и варит для него кофе. Отсюда один из гипотетических смыслов происходящего: кофе — только предлог, между мужчиной и женщиной должна установиться иная, более надежная связь, нежели та, что дается совместно выпитым кофе.
— А ты знаешь, что ты ненормальный? — сказал я себе, — и тебе нельзя доверять. Обстоятельства, конечно, обстоятельствами, но безудержный полет мыслей может оттрахать тебя так, как не оттрахает ни одна женщина. Кем бы она ни была — хоть чертом, хоть дьяволом. Хоть с хвостом, хоть бесхвостая.
Стоп-стоп-стоп, — я аккуратно закрыл книгу и медленно, нагнувшись, положил ее к предыдущей. А если все дело не в женщине и не в книгах, а только во мне? Если я на самом деле написал все то, что находится в восьми томах, и теперь забыл, напрочь забыл об этом? Написал — отложи, спрячь, удали из головы написанное, запрети себе думать об этом, сотри память о забытом, забудь о том, что стер. Через сто лет найти, прочитать, увидеть. Отнестись к своему как к абсолютно чужому — вот как это называется.
Как все просто и здорово! — значит, все дело в памяти — самом неустойчивом, после кругов на воде, носителе информации.
Невидимая женщина на кухне зазвенела невидимой посудой. Желудок — подлая душа — откликнулся первым и, безнаказанно наплевав на мои честь и достоинство, исполнил арию оголодавшего мальчика.
Ладно, желудок так желудок, мальчик так мальчик. Число желудка — четыре, мальчика — два. Сумму умножаем опять на два, и это будет двенадцатая страница с конца третьего тома.
«Он снова впал в тот же сон, но ни жены, ни ее трупа, ни ее скелета во сне уже не было. Теперь он был один — точнее, не совсем один, потому что сновидение было прежним, и, значит, жену он уже съел, а раз он жену уже съел, съеденная жена была внутри него: в желудке, может быть, уже в печенках и в других местах. А если съеденная жена внутри него, то и он, выходит, не один.
И тут ему стало очень страшно — так страшно не было еще за весь сон. По-настоящему. Он даже громко закричал тоненьким голосом — как во сне, так и наяву, — и кричал долго, может быть, минут пять, но его никто не услышал, потому что жил он один. А страшно ему стало потому, что теперь он — как бы и не он, а он вдвоем со съеденной женой, и теперь от нее никуда не деться, не спрятаться и не сбежать: ведь жена-то не снаружи, как была раньше, а внутри него. И отныне ему ни газету почитать, ни телевизор посмотреть — придется во всем мириться с присутствием жены внутри него, и делать так, как захочет она, и во всем ее слушаться, и потакать ей, и ублажать ее, и ухаживать за ней.
Он метался по постели, но проснуться не мог, потому что во сне не знал, что спит, и думал, что теперь навсегда останется с женой внутри. И эта безысходность заставляла его кричать и ворочаться с боку на бок.
Не найдя выхода из этой ситуации, он понемногу начал злиться и наконец довел себя до полной ярости. Он ненавидел жену. Теперь ему казалось, что это жена сама все так подстроила, заставив его ревновать и вынудив его убить ее, чтобы он ее съел и она навсегда поселилась в нем».
Три — ноль. Ничего не изменилось, разве что еще больше захотелось есть. Аппетит разыгрывался с какой-то чудовищной, сверхчеловеческой силой. Съесть Полное собрание сочинений, съесть женщину на кухне и под конец закусить самим собой — казалось, я был способен еще и не на такое. Духовный голод вызывает совершенно другое ощущение.
— Робин-Бобин-Барабек, — сказал я негромко. — Как ты думаешь, что же такое сейчас происходит? То, чего никогда и ни с кем не должно происходить, или морок, внезапное помутнение рассудка?
Читать дальше
