как настоящий коммунист
я верю что настанет время
когда художественный свист
сольется с плаванием спрута
барашка поцелует лев
и будет каждая минута
сиять и плакать нараспев
2
где ни ковбоев ни лассо
но бирюзовы неба своды
существовал анри руссо
печальный пасынок природы
он не сбивал соперник с ног
мечтая парковой скамейке
быв непосредственный сынок
жестянщика и белошвейки
как тигр ручной он сытно жил
мещанской радостью несложной
сержантом в армии служил
дружил с парижскою таможней
эх бриолином по усам
не ведая в законном мраке
над чем корпеют мопассан
гоген и прочие бальзаки
но жизнь сплетенье ног и рук
и ныне и во время оно
се, шестигранный пушкин вдруг
явился юному планктону
и громыхнул ему восстань
умойся почеши власы и
живописуй про инь и янь
воспой страдания россии
с тех пор таможенник простой
забыв нехилые откаты
и тесных офисов отстой
художник стал продолговатый
им восхищается нью-йорк
и в петрограде обреченном
дарует он живой восторг
сердцам искусством облученным
3
музы! чтоб вам было пусто!
аполлон увы солгал
волочился за искусством
вирши ладные слагал
воспевал родное время
то хай-тек то смертный страх
получил немножко премий
в инвалюте и рублях
по квартире бы развесить
те дипломы а деньжат
хватит ужинов на десять
с фуа-гра и оранжад
чтоб завидовали люди
стихла мать сыра земля
и грустил омар на блюде
хрупким уcом шевеля
современники-потомки!
не пилу не ватерпас —
я таскал в ночной котомке
слов раздвоенных запас
говорила жизнь дурная
что я глуп и сердцем гол
и грустил я заклиная
огнедышащий глагол
в переносном смысле канув
в стикс предав меня едва
горсткой дохлых тараканов
стали важные слова
если время — Бога имя
почему я проглядел
мир маячащий за ними
детской радости предел
Сенчин Роман Валерьевич родился в 1971 году в Кызыле
Сенчин Роман Валерьевич родился в 1971 году в Кызыле. Закончил Литературный институт им. А. М. Горького. Печатался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов» и др. Лауреат премий «Эврика», «Венец» и др. Живет в Москве.
Собираясь в пятый класс, дочка заявила, что детство кончилось и нужно отдать игрушки другим.
— Настя, — жена чуть не заплакала, — детство не кончилось, что ты говоришь… Но ты права, с большей частью игрушек пора попрощаться.
Еще четыре года назад, перед первым классом, Дробов с женой попытались избавить дочкину комнату хотя бы от части этих рваных зайцев, пыльных мишек, кукол без ног и прочего детского хлама, но тогда Настя отобрала всего три-четыре вещи, а остальное оставила: «Я не могу без них! Мне без них будет страшно!». И вот теперь сама…
Дробов обрадовался, хотя посчитал нужным сказать:
— Ты подумай до завтра, и завтра соберем. Я куплю специальный пакет и унесу маленьким детям.
На другой день, возвращаясь с работы, он купил в магазине подарков большой пестрый плотный пакет. Семьдесят рублей отдал. Но не в черный же мешок загружать — пусть у дочки останется доброе воспоминание.
И вот после ужина втроем сидели на полу перед горкой игрушек.
Одни, Дробов помнил, подарили Насте они с женой, другие — гости или в садике на день рождения, на Новый год, другие праздники; что-то покупали в «Макдоналдсе» и «Ростиксе» — эти детские наборы, но большая часть непонятно откуда взялась. Даже на вид — старые, прошлых десятилетий игрушки. Наверное, так же попали они к Насте, как вскоре многое из этой горки достанется другим, нынешним трехлетним, пятилетним, чтобы еще через пять-семь лет перекочевать к следующим.
— Насть, — жена покрутила какого-то исцарапанного супермена без руки, — его никому не надо отдавать. Он совсем старенький.
— Зато очень сильный, всех побеждает.
Но Настя посмотрела на супермена, и в глазах появилось что-то взрослое, очень взрослое, испугавшее Дробова; такой взгляд у завсегдатаек торговых центров. Дескать, мы знаем на все настоящую цену, чем отличается оригинал от реплики, нас не наколоть.
Читать дальше
