Виктор Дьяков - БУМЕРАНГ повесть

- Схему всю «пересчитал» проверил?- задал вопрос Лев Михайлович.

На что услышал естественный ответ добросовестного, но во всем остальном достаточно среднего советского научного работника, который в свои сорок два года, благодаря работе под началом сильного руководителя достиг «кандидатского потолка» и отлично осознавал, что для «доктора» у него нет ни способностей, ни связей:

- Вы же знаете, это невозможно сделать здесь, в полевых условиях без ЭВМ и стендовых проверок.- И тут же откровенно добавил.- Я думал, что вы найдете время и сами подключитесь…

Лев Михайлович пошел к директору и заявил, что с самоликвидацией проблемы и ее надо по-новой серьезно «прощупать». Но Виктор Павлович не разделил беспокойства старого друга:

- Лева, голубчик ты мой! Да наплюй ты на нее. Такую махину дел своротили, ты один сколько сделал, чудо-радиовзрыватель сконструировал, головку самонаведения, которой у Богачева двадцать рыл два года занимались, сколько спирта дармового выжрали за это время, а толком так и не сделали, чуть нас всех под монастырь не подвели… А ты, ты ее за две недели прямо здесь в поле до ума довел. Да ты спаситель наш, Лева. Представляешь, с министром говорил… доволен… меня хочет на героя соцтруда представить… Лева, ты меня знаешь, я в долгу не останусь. Мне Министр приказал списки на награждение предствавить… я тебя на Трудовое Красное Знамя подам, сдохну, а тебе орден пробью. Ну, а с орденом ты точно на повышение пойдешь, отдел возглавишь…

Лев Михайлович слегка покраснел от смущения и сняв очки теребил их в руках:

- Спасибо Витя… ты настоящий друг… Но все-таки, как же быть с самоликвидацией, мало ли чего?

- Забудь Лева… Во время приемных стрельб она сработала?... Сработала. Какие к тебе претензии? Никаких. Все, наша ракета уже принята на вооружение. Так что успокойся и выбрось из головы. Пора уже о будущем думать. Уверен, у тебя уже есть на этот счет гипотетические наметки. Так, что жду от тебя новых идей и предложений. И еще, Лева, это только между нами. Мне тут намекнули, что в ближайшем будущем я уйду в Москву, в один из тамошних НИИ. Если выгорит, я, кровь из носу, и тебя тоже перетащу, верь мне. А с этой самоликвидацией, если у тебя так свербит, можешь внести предложение на ее доработку…

Так и не суждено было Льву Михайловичу самому заняться этой злополучной схемой. Сначала, после триумфального возвращения с полигона он ушел в заслуженный отпуск. Всей семьей они отдыхали по путевке в Сочи. Потом… потом пришлось ехать в Сурож, хоронить отца. Всего-то полгода и прожил Михаил Израилевич после посещения семьи сына, так что получалось приезжал как бы проститься. Потом… потом Виктору Павловичу «пришла» звезда Героя Соцтруда, Богачеву «Трудовое Красное Знамя», а Льву Михайловичу «Знак почета». Начались отмечания, банкеты, пьянки-гулянки… Лев Михайлович любил поесть, но здесь поводов для чревоугодия было слишком. У него и до того нередко болел желудок и кишечник, на что он не обращал никакого внимания. Но здесь на одном из «обмываний» ему стало плохо прямо за столом, боли из эпизодических стали постоянными. Пришлось госпитализироваться…

И все – у Льва Михайловича, до того никогда не прибегавшему к помощи медиков, за исключением стоматологов… у него обнаружили рак поджелудочной железы. Ему про то, конечно, не сообщили, но он и сам осознавал, что его дела неважные и естественно о схеме самоликвидации уже не вспоминал. Он еще мог приказать своему мозгу делать сложнейшие расчеты, но он уже не мог отдавать приказы организму, подточенному многолетним невниманием к собственному здоровью, особенно в периоды когда он весь отдавался любимому делу и непроизвольно расходовал НЗ своих жизненных сил, для того чтобы делать свои «секретные» разработки удивлявшие и восхищавшие окружающих, обеспечиваших ему уважение и авторитет в узком кругу научных работников-оборонцев… В один из погожих апрельских дней 1977 года, как раз через два года после его последнего разговора с отцом, Лев Михайлович Глузман сорока восьми лет, доктор…, кавалер…, коммунист, скончался. До своих последних дней он верил, что сможет перебороть болезнь, подняться и вернуться к своей работе… насладиться ею. Не все получают удовлетворение от чего-то низкого, постыдного, но умирают все одинаково, все равно от водки, СПИДа… или научной деятельности. Он же на больничной койки мечтал вернуться в свою лабораторию, не зная что Скворцова, переведенного в Москву, уже сменил Ануфриев, что в институте, «кто надо» уже знали о его смертельной болезни, и потому на его место уже назначили нового завлаба… О так до конца и не доработанной схеме самолквидации в своих полубеспамятных грезах Лев Михайлович не думал, как и о предостережениях отца о «бумеранге». Да и как можно было предположить, что именно эта злополучная схема по стечению обстоятельств, оставшаяся вне его внимания выступит в роли того «бумеранга».