Положив руки на скатерть, Мари-Мадлен благоразумно молчала с непроницаемым лицом. Наконец Дрё продолжил.
— Господину де Бренвилье двадцать три года. Говорят, он приятной наружности и веселого нрава. Мне бы очень хотелось, чтобы ты любезно его приняла.
— Дорогой отец, это так неожиданно. Перед встречей с господа ном де Бренвилье мне нужно хотя бы пару дней подумать.
Он скрыл досаду.
— Как тебе угодно... Значит, поговорим об этом позже.
Он с грохотом отодвинул стул и встал из-за стола.
Проснувшись среди ночи, Мари-Мадлен залюбовалась лунным светом и тенью от оконного переплета на полу. Огонь угас, и хотя уже наступил апрель, она съежилась под простынями от холода. Страшно было потерять привычную независимость: Мари-Мадлен боялась угодить в западню, в клетку, под строгий надзор. Но, с другой стороны, замужество могло, наоборот, расширить ее свободу. Так ведь часто бывает. Она решила навести справки о господине де Бренвилье и хорошенько разузнать, выйдет ли из него покладистый рогоносец? Выснилось, что выйдет.
Между балясинами висячей ложи неуклюже, точно куклы над ширмой, жестикулировали музыканты. Пищала бесцветным голоском продольная флейта, а кисло-сладкие скрипки неутомимо наматывали свои мелодии на замогильный бас сальпинкса [101] Сальпинкс - древнегреческий духовой инструмент наподобие трубы.
либо перебивали всхлипы виолы. Бурре сменялись аллемандами, арии джигами, и веселая или торжественная, бодрая либо возвышенная музыка на миг взмывала к позолоченной лепнине потолка, еще минуту парила у карнизов, а затем, расправив крылья, обрушивалась на великолепное пиршество. В мраморной гостиной за столом сидело больше сотни гостей: все ели из серебряной и золотой посуды. В зеленом и пурпурном мраморных зеркалах вспыхивали приглушенные отблески, неясные светящиеся призраки сочетали древесный рисунок оникса с луночками люмашеля, словно тонули в темных болотах либо плавали в лужах крови, нескладно соединялись с застывшими в жилках моренского мрамора высокими извилистыми феями или вдруг исчезали, ослепленные и распуганные ровной завесой желтого льда, когда мимо проходил факелоносец.
Обед начался около полудня, и теперь в высоких окнах темнел поздний сентябрьский вечер, прогоняемый блеском серебряных мисок и кувшинов, отражавшийся хвастливыми отблесками пламенеющих канделябров на боках тазиков с бутылками рейнского, янтарного богемского и большими темными бутылями журчащего и пенящегося вина, изобретенного в шампанском аббатстве Отвилле.
Большой стол опоясывали живой гирляндой изнывающие в тесных корсетах женщины с распрямившимися из-за суповых паров волосами и блестящие от пота мужчины. Судейские оживили собственные тоги брыжами из фламандских кружев, плоскими воротниками, веретенообразным гипюром с большими веточками кораллов на черном сукне, которые, переходя в сложный плетеный узор, вдруг завершались пенными каскадами, постоянно менявшими очертания белоснежными сливками. Из-под таких же кружев на жестких манжетах, точно кристаллами льда, усеянных звездами и розетками, выглядывали женские руки, казавшиеся еще тоньше из-за огромных рукавов в атласных лентах, в прорези которых виднелся пышный муслин, подобный тому, что вздувался под короткими мужскими куртками. И все это шевелилось в порхании шарфов, потоке фуксиновых и красновато-лиловых лент, посреди переливавшегося золотом газа, вишневых, бледно-желтых, золотистожелтых и чумно-желтых вуалей, ночных складок панбархата с поблескивавшими серебряными пальметтами, покрытого синельной сеткой атласа, черной парчи с черным же тканым узором, блестящих изумрудных, лазурных, гиацинтовых и даже пурпурных валов, теплого сверкающего велюра, на котором вспыхивали драгоценные камни, очи мелкого жемчуга, ослепительные брильянты.
Мари-Мадлен, сидевшая между отцом и молодым супругом, надела большую робу с серебряной чеканкой и ожерелье, подаренное на свадьбу Дрё д’Обре: три ряда крупных индийских парангонов чередовались с опалами - хоть те и вышли из моды, отец знал, что дочь их любит, к тому же пагубный для многих опал детям Сатурна приносит удачу. Эти редкостные поблескивавшие камни были привезены из Венгрии, и казалось, они торопливо, беспрерывно шушукались между собой.
Каждую перемену блюд музыканты предваряли новой мелодией, а повара с резальщиками вносили на плечах лососей, спускавшихся по серебристому течению длинных блюд; мраморные, под Цвет стен, галантины; подаваемых целиком жирных козлят; паштеты из зайчатины и оленины в окружении пирожных с кремом; золотистые круглые пироги; заливное из морских угрей, похожих на ос в янтаре; гусиный паштет, студни из ветчины и большие куски крупной дичи в черном соусе - с едким запахом кровавых погонь, смерти и разложения.
Читать дальше